Громкий визгливый смех прервал размышления Нотта. Взглядом обратившись к столу гриффиндора, он заметил Лаванду Браун, открывшую рот в немом хохоте. Что могло развеселить волшебницу в такой напряженный для её обожаемого Уизли момент, оставалось загадкой.
Теодор не запечатлел недавнюю ссору золотой парочки, но услышал куда более впечатляющие описания от однокурсников. Сначала юноша подумал, что пощечина от Уизли была всего лишь надуманным для красочности элементом, но когда заметил на лице Гермионы чуть заметное покрасение во время их небольшого диалога, изменил мнение. По мнению Теодора, это было низко и совершенно не по-мужски, однако он воздержался от комментариев. Юноша считал, что своими сожалениями и обвинениями принесет Грейнджер только дискомфорт.
***
Ближе к вечеру Гермиона решила, что ей необходимо прекратить распускать нюни и собраться. Поколдовав над опухшим лицом, девушка взглянула на себя в зеркало и уверенно кивнула. Она будет сильной и даже посмотрит Малфою в глаза, если вдруг встретит. Посмотрит так гневно и уверенно, что это тут же поставит его на место. И к черту, что этому мерзавцу в целом на неё наплевать — она все равно будет ненавидеть его так сильно, как только сможет. Просто ради себя. Просто ради какой-то цели ежедневного пробуждения. Да, не такими представляла Гермиона дни после войны…
Лучшим лекарством буквально от всего волшебница считала учебу. Книги и конспекты всегда помогали ей сосредоточиться и отвлечься от ненужных мыслей, так почему бы не воспользоваться этим сейчас? Правда, из-за продолжительных рыданий, к коим привел нервный срыв, перед глазами все плыло. Но девушка все равно собралась, и, пару раз проведя по значительно отросшим волосам щеткой, покинула башню Гриффиндора.
Гермиона знала наверняка, что вечером пятницы в школьной библиотеке сложно найти даже библиотекаря, так что не боялась столкнуться с осуждающими взглядами. Бесшумно проскользнув в зал, гриффиндорка тут же направилась в свое излюбленное место. Скрытый за стеллажом стол, казалось, уже был собственностью девушки, и остальные никогда не покушались на него. Наверняка потому, что место почти всегда занимала вечно учащаяся Грейнджер. Некоторые подозревали волшебницу в использовании трансгрессии внутри школы — иначе как бы она могла так быстро исчезать из кабинетов и появляться в библиотеке?
Однако как только Гермиона приблизилась к застолбленному месту, её неприятно удивил теплый свет, исходящий со стороны стола. Её место кто-то занимал. Девушке захотелось громко выругаться, но она только сжала кулаки и остановилась в нерешительности. Кто-то за стеллажом шумно перевернул страницу. Гермиона, осторожно выдохнув, ступила по направлению к столу, чтобы обнаружить нежданного посетителя библиотеки. Даже не видя студента, она уже испытывала к нему неприязнь.
Широкая прямая спина, скрытая под мантией, изящные запястья и длинные пальцы, галстук темно-зеленых оттенков, хищный профиль и светлые волосы смотрелись гармонично посреди мрачных древесных тонов библиотеки.
Девушка не удержала разочарованный вздох. Внимание Драко тут же переключилось с фолианта, лежащего на столе, на пришедшую. С десяток секунд длилось молчание. Оба они не знали, что говорить и следует ли говорить вообще. Гермиона пыталась поймать исчезающую уверенность, злость и давным-давно заготовленные слова, но просто молчала, плотно сжав губы. Она ждала, пока Малфой просто испарится, как нелепый мираж, но этого не произошло.
— Я уже закончил, — наконец выдохнул он, внимательно разглядывая покрасневшие от слез уголки глаз. Не веря себе, Драко осознавал, что ему жаль Грейнджер. Скинув все на действие чар, юноша успокоился, потому что сказал себе, будто ничего не может поделать со своими девчачьими эмоциями. Но как часто мы обманываем себя, успокаивая выдуманными обстоятельствами!
«Чары вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения», — эту строчку из дневника Септимуса Драко осознанно упускал из вида.
Пока Драко медленно собирался, Гермиона молчала, внимательно наблюдая за каждым его действием. Ей не хотелось что-либо отвечать, и внезапное спокойствие Малфоя почти удовлетворяло. Сейчас у них не было абсолютно никаких сил на споры и ругань. Оба были вымотаны проблемами и самокопанием.
— Грейнджер, — Драко обернулся, почти скрывшись из вида гриффиндорки. — Перестань так убиваться по Уизли, иначе мое сердце не выдержит. Если ты не забыла, мы обоюдно связаны, и твои страдания причиняют мне совершенно нежелательную боль.
Гермиона была ошарашена сказанным. Слова были жестокими и совершенно неоправданными. Как Малфой вообще смел говорить ей такое? Ко всему прочему, девушка испытала стыд и разочарование: она считала, что её слезы останутся в пределах туалета Плаксы Миртл.
— Так тебе и надо, — бесстрастно ответила она, хотя сказать хотелось бы куда больше. Но, так как все остальное могло неминуемо вызвать гнев Драко, совершенно ненужный в эту секунду, гриффиндорка замолчала и тяжело опустилась на стул.