В душе слизеринца что-то отчаянно взорвалось. Он вскинул палочку, и, набрав в грудь побольше воздуха, закричал:
— Ваде промни! Нулла вестигниум! Релингуро! Релингуро! Релингуро!
Вспышки света ослепили глаза, а потом сознание поразила острая, почти нестерпимая боль. Еще страшнее стало от созерцания нынешнего состояния руки: по контурам клейма кожа была словно разрезана умелым мастером; из ран сочилась насыщенная темно-бордовая кровь. Малфой закричал. Не потому, что хотел — это скорее было реакцией организма на страшные увечья. Все тело буквально горело, призывая разум остановить пытку. Кожа горела и наливалась краснотой, воспаляя все больший радиус. Драко уже не мог поднять палочку, чтобы произнести хоть какое-то заклинание. Он, скорчившись на полу, хватал воздух ртом и сжимал пальцами запястье руки с меткой.
Дверь в хижину распахнулась, громко ударяясь о стену снаружи. Порывы ветра хлынули через проем, хлестнув холодным воздухом кожу Драко и огонь в камине. Языки его пошатнулись, но не погасли.
Зеленоватый луч метнулся к изувеченной руке юноши, и он дернулся, испуганно распахнув глаза. Он поймал себя на мысли о том, что, вероятно, совсем сошел с ума.
Гермиона сначала растерялась, увидев скрюченную на полу фигуру, а потом кровь с новой силой прилила к мозгу, заставляя каждую извилину напряженно работать. Пожалуй, своим самым лучшим качеством Гермиона считала сохранение спокойствия в экстренных ситуациях. Захлопнув дверь, гриффиндорка спешно направилась к Драко и упала перед ним на колени. Резкий запах алкоголя ударил по обонянию, и девушка недовольно поморщилась.
Малфой больше не кричал, а только сжимал кулаки и стискивал зубы, терпя уже не такую сильную, как прежде, боль. Кровь залила все предплечье и пол вокруг, не переставая динамично сочиться из глубоких бордовых ран.
— Что ты сделал? — твердо спросила Гермиона. Для устранения последствий ей было необходимо знать причины.
Драко приоткрыл глаза, не доверяя собственному слуху. Что здесь делала Грейнджер? Или это было очередное бредовое видение? Или, может, он умирает? Малфой расслабленно выдохнул. Мысль о смерти оказалась предательски привлекательной. Он знал, что опустил руки и сдался, и от этого стало стыдно и легко. Драко понимал, что мать умрет в любом случае, а на остальных ему было наплевать. Впрочем, эти чувства обладали взаимностью.
— Малфой! — прорычала Гермиона, с усилием встряхнув его за плечи. — Что. Ты. Сделал?
— Иди к черту, — выплюнул Драко и усмехнулся. Вот ещё. Он же не совсем сумасшедший — беседовать с видением. Это абсолютно точно была не Грейнджер. Просто больное воображение снова подсунуло образ гриффиндорской всезнайки. Еще сегодня днем она дала ему глубокую почву для размышлений своим «Я хочу верить в тебя». Фраза была до тошноты заезженной и какой-то банальной, но у Драко из-за неё стонало сердце.
Верить? В него?
… да кто она такая!
Правда, размышлять о болтовне Грейнджер особенно не было времени. Сначала тупой Уизли накинулся на него с кулаками, а потом сова принесла выпуск «Пророка». Все, что было дальше, Малфой помнил весьма смутно. Удавалось восстановить только полные боли и бессильной злобы мысли и серый путь до хижины.
Боль вдруг прекратилась, а рука словно окаменела. Драко заставил себя открыть глаза. Неужели все-таки умер? Потолок загораживала чья-то голова, обрамленная темно-золотыми кудрями. Камин бросал на Грейнджер причудливые блики, делая её образ загадочным и весьма мрачным. Малфой, уперевшись взглядом в распахнутые глаза гриффиндорки, почти перестал моргать. Гермиона успела испугаться. Хотя заклинание заморозки подействовало и кровь перестала течь, состояние слизеринца все ещё было нестабильным. То, что Малфой перестал отпускать резкие фразы, действительно настораживало.
— Грейнджер? — позвал он охрипшим голосом, и девушка приблизилась к нему, потому что едва услышала произнесенные слова. — Что ты тут делаешь?
— Спасаю тебя от потери крови, — она попыталась усмехнуться, но желание язвить умерло, едва родившись. Кожа Малфоя побледнела настолько, что даже в красноватом освещении живого огня казалась слегка синей. На висках проступили голубоватые вены, а лоб блестел от влаги. Глаза Драко не выражали абсолютно ничего. Словно дорогой сверкающий хрусталь, забытый в старом шкафу, они замерли в одном положении.