Подвалы твоего сердца (СИ)

Гермиона горько улыбнулась, кивнув головой. Она только что удостоверилась в своих собственных убеждениях относительно Малфоя. Он был абсолютным, беспросветным кретином и придурком почти двадцать четыре часа в сутки. И не важно, что те минуты, не вошедшие в это «почти», являли его совершенно иным человеком.

— Носишь? — спустя некоторое время спросил Драко и пальцами осторожно, будто боясь обжечься об раскаленную яростью Гермиону, дотронулся до подвески.

— Просто забыла снять, — фыркнула Гермиона, тут же стыдливо отпрянув. Её рука метнулась к застежке. Так глупо облажаться перед Малфоем! Определенно, в сфере проколов перед врагами у девушки тоже был огромнейший талант.

— Не ври, Грейнджер. У тебя плохо получается. И оставь последнюю приличную вещь на себе в покое, — раздраженно щелкнув её по пальцам, Малфой наконец посмотрел в лицо Гермионы.

— Еще раз повторю для тебя, — злобно процедила волшебница. — То, во что я одеваюсь — не твое дело. И эти неуместные и совершенно бестактные действия — просто дикость.

— Я знаю, — поспешно заверил её Драко в попытке обескуражить. Ему это удалось. Гермиона замолчала, сдвинув брови на переносице. — И, если ты позволишь, все-таки объясню своё поведение, — терпеливо наблюдая за выражением лица гриффиндорки, Малфой поглаживал большим пальцем её запястье.

— Меня тошнит от твоей вежливости, — скривилась девушка, снова пытаясь вырвать руку. Гермиона предчувствовала, что они опять сворачивают не на тот путь, что был для них предназначен. Когда Малфой говорил с ней спокойно, его общество не казалось таким отвратительным, и потому волшебница пугалась.

— О, так ты любишь пожестче? — злобно съязвил Драко, грубо сжимая хрупкое запястье в пальцах и дергая девушку на себя. Он ненавидел, когда люди пренебрегали его попытками к примирению. Может быть, не всегда они могли показаться таковыми, но Малфой не собирался кому-то доказывать, что он действительно может иметь благие намерения, рассыпаясь в язвительных словах. — Хочешь, чтобы я обращался с тобой как с дерьмом?

— Кажется, ты как раз этим и занимался в течение всей своей никчемной жизни, — выплюнула она, тем не менее ужасаясь тому, насколько крепко его пальцы обвились вокруг запястья.

— Ты даже не представляешь, как я могу обращаться с тобой. Можешь считать все, что было в прошлом, детским лепетом… — заметив то, как Грейнджер кривит губы в отвратительной бесстрашной ухмылке, слизеринец почти обезумел. Всю жизнь он пытался сломить Грейнджер, подчинить и покорить её, но гриффиндорка была крепче закаленной заклятьями стали. Малфои всегда получали то, что хотели, так отчего же неспособность обладать и управлять этой выскочкой выпала на участь наследника рода, словно какое-то извращенное испытание? — Почему же ты такая упрямая сука?! — выходя из себя, прорычал Драко и цепкими пальцами ухватил острый подбородок волшебницы. Она смотрела на него, как всегда, с безумной отвагой и отвращением. О, кажется, именно этот взгляд всегда разжигал в Малфое желание к жизни, заключающейся в самоутверждении через унижение других.

Их тела оказались так близко друг к другу, что Гермиона почувствовала, как холодит разгоряченную оголенную кожу одежда Малфоя. Его глаза внимательно наблюдали за каждой её эмоцией, пронизывали и поглощали. Вот они спустились на сжатые губы, потом на шею, оттуда — на декольте, и там остановились. Из-за положения тел разглядеть что-то еще не представлялось возможным. Гермиона сглотнула. Тишина вдруг породила навязчивое напряжение между их телами. Оба знали, как можно его унять, хотя причин для возникновения подобных эмоций, казалось, быть не могло.

— О… — многозначительно протянула Гермиона, когда, глубоко вдохнув, случайно коснулась тела Драко. — Кажется, ты хочешь эту «упрямую суку», несмотря на все свои заявления против платья.

Драко подумал, что зря она обнаружила его возбуждение и уж точно зря сказала об этом вслух. Кто-то будто выбил дверь из комнаты, сдерживающей все запреты. Резко подавшись вперед, Малфой подхватил девушку за бедра и притянул к себе, тем самым заставляя её сдавленно выдохнуть и стыдливо склонить голову.

— Да, — тихо прошипел он на ухо Гермионе, резким движением убирая прядь с виска и пальцами зарываясь в волосы. — Как и любой другой мужчина, достаточно долго созерцавший до очевидности пошлый вид.

— Я не понимаю, Малфой! — прошептала волшебница, испуганно хватаясь за плечи слизеринца. Внутри все переворачивалось, и если разум вопил о неправильности происходящего, то тело ластилось к чужому теплу, словно обезумевшее. — Почему тебя так волнует то, во что я одета? Если бы я опозорилась перед всей школой, ты бы нашел повод еще раз посмеяться надо мной. Зачем было устраивать весь этот цирк?