Брали людей большой физической силы, какимъ былъ дирижеръ оркестра полковникъ Амарантовъ, или людей исключительно ловкихъ, сметливыхъ среди природы, охотниковъ, какимъ былъ полковникъ Ферфаксовъ, или людей, что иазывается «отптыхъ», кому «либо въ стремя ногой — либо въ пень головой», какимъ сталъ Нордековъ. Особенно охотно брали казаковъ. Притомъ брали людей опредленно ярко выраженной «блой идеи», тхъ, кого называли тогда «активистами». И среди этихъ то людей — предложенiй было очень много, безработица одолвала Русскiе эмигрантскiе круги — брали лишь тхъ, кто твердо исповдывалъ знаменные лозунги: — «вра, царь и отечество». Этимъ въ, казалось бы, совсмъ неполитическое предпрiятiе, какимъ являлось анонимное общество «Атлантида» вносилась какъ бы политика. Избгали скользкихъ и гибкихъ «непредршенцевъ», не брали тхъ, кто по апокалипсическому выраженiю не былъ ни холоденъ, ни горячъ, а принадлежалъ къ весьма тогда распространенной партiи «куда втеръ дуетъ» и кто говорилъ соннымъ «Обломовскимъ» голосомъ: — «мн все равно — будетъ республика, буду служить и республик, а пошлетъ Богъ царя — послужу и царю»… Брали волевыхъ людей и не старше сорока лтъ, крпкихъ физически и здоровыхъ. Если и брали стариковъ, то не въ строй, а на хозяйственныя должности и отмнно крпкихъ духомъ и убжденiями. При заключенiи контракта бралась подписка, съ момента погрузки не пить спиртныхъ напитковъ и не курить. Была и еще странность: — въ формировавшейся рот, два взвода были Русскiе и два взвода иностранцы — французы и нмцы. И тоже это былъ народъ крпкiй и стойкiй. Французы-моряки Бретонцы, вс католики, нмцы изъ Ганновера и Померанiи.
Въ Русской полурот по этому поводу шли разговоры. Что курить не позволяютъ — это, можетъ быть, потому, что на пароход будетъ погружено много целлулоидовой пленки. Возможно — боятся пожара. Пить нельзя — ну тоже понятно: — боятся безпорядка… А вотъ почему нужна политическая какая то благонадежность было и совсмъ непонятно. Не брали евреевъ, а это самые талантливые артисты. Брали только статистовъ, а статистки?… Не были извстны имена первыхъ артистовъ и артистокъ «ведеттъ», а въ современной фильм они то и есть самое главное. Ничего не было слышно и про сценарiй и про содержанiе фильмы.
Рота статистовъ была настоящая «штатная» рота. Двсти двадцать человкъ. Она была разсчитана Ранцевымъ на взводы. Во взводахъ были назначены командиры и унтеръ-офицеры, были и барабанщики и горнисты.
Едва Ранцевъ открылъ дверь большого бетоннаго гаража, какъ былъ оглушенъ гулкими звуками барабаннаго боя.
«Тамъ, тамъ, тамъ та тамъ», — отбивалъ рдкiй,
«учебный» шагъ барабанщикъ. Щелкали подошвы башмаковъ по ровному бетонному полу.
— Выше ногу!.. Тяни носокъ!.. Крпче отбивай на землю, — кричалъ кто то посередин манежа въ командномъ увлеченiи. Это былъ рослый молодецъ, Донской офицеръ Аполлонъ Рубашкинъ. Его дв недли тому назадъ «снялъ» изъ мезонъ де кутюръ, гд онъ былъ «омъ а ту феръ» Ранцевъ.
Ранцева сейчасъ же увидали. Рубашкинъ махнулъ рукою барабанщику, въ наступившей гулкой тишин, отдаваясь эхомъ, раздалась команда:
— Шер-р-р-енга! Стой!.. Смир-р-на!..
Полковникъ Нордековъ въ черной фетровой шляп съ широкими полями — такiя точно шляпы были и на всхъ обучавшихся — въ синемъ пиджак, тщательно «печатая» носками, что въ штатскомъ плать выходило забавнымъ, подошелъ къ Ранцеву и, приложивъ руку къ полямъ своей шляпы, отрапортовалъ:
— Ваше превосходительство, — онъ уже замтилъ зигзагообразную серебряную полоску въ галстух Ранцева и оцнилъ ее. Ранцевъ не остановилъ его. Онъ зналъ, что это доставляетъ удовольствiе и самому Нордекову и всмъ окружающимъ, ибо напоминаетъ прiятное прошлое и будитъ сладкiя надежды, быть можетъ, только мечты, о будущемъ. — Ваше превосходительство, первая полурота занимается маршировкой. Въ полурот пятьдесятъ два ряда.
Посредин гаража неподвижно, съ рукою у полей шляпы, стоялъ и командиръ полуроты полковникъ Парчевскiй. Духъ дисциплины и порядка вселился въ Парижскiй гаражъ.
Сто человкъ, больше все молодежь, съ блдными лицами, голодными отъ питанiя по бистро и молочнымъ «чмъ Богъ пошлетъ», вытянулись вдоль зала. Для большинства выправка не была новостью. Она была только хорошо позабыта. Почти вс были или кадетами или юнкерами въ Добровольческой армiи, и только самые юные выдлялись мальчишески пухлыми лицами и мшковато опущенными плечами.
Въ углу гаража были сдвинуты гимнастическiе приборы.
Ранцевъ, не здороваясь, — вдь это же были только статисты большой фильмы! — обходилъ вдоль шеренги.
Въ глазахъ этихъ людей, — были люди и за тридцать, — застыло то наивно испуганное, смущенное выраженiе, какое бываетъ у взрослыхъ, штатскихъ людей,
которыхъ вдругъ поставили въ строй. Кое кто шевелилъ руками, оправляясь отъ смущенiя. Посередин гаража стоялъ барабанщикъ. На синемъ штатскомъ костюм странной казалась широкая черная кожаная перевязь и блестящее кадло барабана. Барабанщккъ держалъ палки въ положенiи «смирно» готовыми ударить.