Мотивъ гимна принялъ джазъ-бандный городской оркестръ. Корнетистъ надулъ щеки и заигралъ. Трубы подхватили. Грустно заплъ саксофонъ. Голоса неслись къ небу и точно раздвигали на немъ тучи. Клочокъ синяго неба сталъ величиною съ простыню. Свтъ золотыми лучами брызнулъ и заигралъ блестками на ризахъ, на вышивкахъ балдахина, на звзд съ причастiемъ, на трубахъ и барабанахъ. Втеръ колыхалъ хоругвь. Лурдская Божiя Матерь плыла надъ толпой. Бумажные флажки трепетали въ дтскихъ рукахъ. Матери врывались въ ряды дтей и поправляли потревоженное втромъ платье.
Enfants de choeur въ длинныхъ красныхъ и голубыхъ юбкахъ съ глубокими складками, въ пелеринахъ, накрытыхъ кружевами, шли впереди балдахина. Подъ балдахиномъ кюре съ французскимъ длиннымъ и прямымъ носомъ и съ узкой сдющей бородой, свтски воспитанный, по духовному благостный, шелъ чинно и важно съ сознанiемъ святости совершаемаго имъ. За нимъ подъ пестрымъ расшитымъ золотомъ зонтикомъ, медленно шаркая по цвтамъ, устилавшимъ шоссе, больными ногами, шелъ старикъ священникъ въ круглой шапочк. У него было рзкое лицо и острые срые глаза. Онъ несъ въ рук звзду съ вложенной въ нее облаткой причастiя.
Народъ выходилъ изъ домовъ и лавокъ. Онъ становился вдоль дороги, и, когда приближалось къ нему причастiе, преклонялъ колни.
И только сзади равнодушные, нетерпливые, безврные, холодные автомобили дерзко крякали рожками, пытаясь обогнать процессiю. Навстрчу имъ втеръ несъ обрывки священнаго гимна, голоса врующихъ дтей, женщинъ и стариковъ и звуки мднаго хора.
Втеръ плескалъ хоругвями. Длинныя вуали двочекъ разввались надъ толпою узкими блыми дымами.
Процессiя обогнула кварталъ и направилась къ морю. Она не пошла къ Казино и большимъ отелямъ. Тамъ было холодно и точно враждебно къ этой тонкой и чистой вр. Она не пошла и къ Мэрiи, гд не были повшены праздничные флаги, гд все показывало равнодушiе государства къ церкви. Она обошла кварталы маленькихъ виллъ, домики рыбаковъ и мелкихъ торговцевъ. Она точно боялась стснить и помшать автомобилямъ и жалась въ сторону отъ служителей Золотого Тельца.
Ранцевъ и Ферфаксовъ въ православной Россiи видали крестные ходы. Они видали ихъ и въ столицахъ и въ маленькихъ селахъ. Везд въ старой Россiи, какъ бы ни былъ бденъ приходъ, крестный ходъ шелъ, торжествуя. Властно разввались хоругви и было сильно и полно вры пнiе грубаго иногда, но всегда смлаго хора: — «Богъ Господь и явися намъ»!..
Здсь гимнъ звучалъ робкою, смиренною, неувренною мольбою. И звуки оркестра не могли укрпить его. Шло очень много дтей. Правъ былъ Бурдель. Матери не пожалли ни денегъ, ни труда — он принарядили ихъ. И думалъ Ранцевъ: — «какая вырастетъ новая Францiя?… Оставятъ ли на всю жизнь въ этихъ маленькихъ душахъ волнующее воспоминанiе разввающiяся хоругви, золотое сiянiе звзды, мрное пнiе, преклоненiе колнъ, сладкая вра, что Богъ сошелъ на землю и шествуетъ среди людей — или ихъ покоритъ и оторветъ отъ вры зычный голосъ автомобильнаго клаксона?… Останется у нихъ воспоминанiе о медленномъ шествiи по городку съ самимъ Богомъ — какъ тихая пристань, куда можно будетъ уходить усталой душ отъ свтскихъ бурь — или безврная школа навсегда сотретъ тихую радость испытаннаго когда то сладкаго волненiя»?…