Подвиг

— Вся бда то въ томъ, — сказалъ Нордековъ, — что мы все это время, долгiе годы нашей эмигрантской жизни жили мечтами о прошломъ… Поминками стараго быта… Или думали о будущемъ, рисуя его совсмъ другими чертами. А вотъ прикоснулись къ настоящему, первый разъ стали что то длать похожее на дло… оглянулись… и испугались.

— О прошломъ думаютъ — дураки, о будущемъ гадаютъ сумасшедшiе. Храбрые идутъ, не оглядываясь, — твердо сказалъ Ранцевъ. — Ступайте съ Богомъ.

Какъ только Чекомасовъ и Нордековъ вышли изъ каюты, Ранцевъ вызвалъ къ себ Ферфаксова. Онъ приказалъ ему вернуться на виллу «Les Rossignoles», дождаться тамъ капитана Немо, разсказать ему, что было и доложить ему, что при такихъ обстоятельствахъ, онъ, Ранцевъ, не считаетъ возможнымъ оставить пароходъ безъ себя.

XXVI

Капитанъ Немо съ Ферфаксовымъ на своей машин прiхалъ въ два часа ночи. Онъ прохалъ прежде всего въ лоцiю, переговорилъ съ дежурнымъ чиновникомъ, показалъ готовые, выправленные на таможн выпускные документы, вызвалъ лоцмана, и въ четвертомъ часу утра, когда все громадное устье Луары было затянуто густымъ туманомъ, на шлюпк подошелъ къ «Немезид».

Дежурный офицеръ шведъ его встртилъ.

— Попросите ко мн капитана Ольсоне, — быстро на ходу сказалъ ему Немо. — Ферфаксовъ, пройдите къ Петру Сергевичу, скажите, что я ожидаю его.

Немо спустился въ батарейную палубу, прошелъ къ своей просторной кают, своимъ ключомъ открылъ ее и пустилъ свтъ. У двери каюты стоялъ часовой, рослый нмецъ, Нордековской второй полуроты.

— Капитана Ольсоне и господина Ранцева сейчасъ же пропустить ко мн. Больше никого не пускать, — по-нмецки сказалъ Немо часовому.

— Zu Befehl, Herr Kapitan, — послдовалъ быстрый отвтъ.

Въ кают пахло масляной краской, машиннымъ масломъ и моремъ. Иллюминаторъ былъ открытъ. Легкiй предъутреннiй втерокъ трепалъ голубую занавску.

При яркомъ свт электрическаго фонаря, вдланнаго въ потолокъ, стны, покрашенныя въ блую краску и ярко начищенныя мдныя части блистали свжестью и новизной.

Въ двери каюты постучали.

— Кто тамъ?…

— Ранцевъ.

— Войди, Петръ Сергевичъ, я жду.

Ранцевъ не ложился. Въ сильномъ волненiи онъ дожидался Немо. Онъ зналъ, что въ каютъ компанiи да полуночи шло собранiе. И было много нездоровой критики и праздныхъ вопросовъ. «Почему нтъ вина?… Почему запрещено курить?… Куда и зачмъ насъ везутъ»? Настроенiе было приподнятое и безпокойное. Но, какъ Ранцевъ ни допытывалъ Нордекова, онъ ни на кого не могъ указать, чтобы кто мутилъ.

— Такъ, Петръ Сергевичъ, само собою выходило. Естественное безпокойство овладло людьми. Жребiй брошенъ… Ну и стало страшно, подъ влiянiемъ слуховъ и Парижской болтовни, такъ естественной при прощанiи. Какъ никакъ слишкомъ рзкая перемна жизни.

Теперь вс спали крпкимъ сномъ. Ранцевъ только что обошелъ пароходъ. Всюду была настороженная тишина. Поставленные по его указанiю часовые нмцы и французы были на мстахъ. Внизу глухо и мрно стучалъ Дизель, подавая электричество. Ранцевъ слышалъ, какъ причалила шлюпка и ожидалъ приглашенiя.

Ранцевъ хотлъ начать свой докладъ. Немо остановилъ его.

— Подождемъ Ольсоне.

Лицо Немо было задумчиво и скорбно. Онъ точно постарлъ за эту недлю на много лтъ.

Ольсоне не замедлилъ появиться. По морской привычк онъ спалъ и на якор однимъ глазомъ.

— Капитанъ, у васъ все готово къ отплытiю по указанному мною курсу?

— Есть. Все готово.

— Дизеля можете пустить немедленно?

— Есть. Дизеля можно пустить сейчасъ. Машина прогрта.

— Выбирайте якоря… Съ Богомъ… Туманъ не помшаетъ выйти изъ рки?

— Лоцманъ сказалъ: — видимость достаточная. Пойдемъ по теченiю самымъ малымъ ходомъ, только чтобы руля слушалась.

— Съ Богомъ, — повторилъ Немо, наклоненiемъ головы отпуская отъ себя капитана.

Онъ вышелъ въ корридоръ за капитаномъ и нсколько мгновенiй прислушивался къ тому, что длается на пароход.

Босыя ноги пробжали надъ головой. Будя ночную тишину застучала лебедка, выбирая якорный канатъ. Плеснула волна. Потомъ звонко и чеканно чисто сталъ отзванивать машинный телеграфъ на командномъ мостик. «Динь… динь»… Мягко заработалъ винтъ. У Ранцева чуть закружилась голова. Пароходъ поворачивалъ по теченiю.

Въ распахнувшуюся отъ втра занавску иллюминатора стало видно, какъ медленно поплыли мимо огни фонарей Сенъ Назэрскихъ улицъ и большое, высокое зданiе морской казармы.

Ровно и мрно, не нарушая тишины ночи, но сливаясь съ нею, стучала машина, и шелестла подъ килемъ разбуженная рчная волна.

— Ну, разсказывай мн все безъ утайки, — сказалъ, входя въ каюту, Немо. Онъ погасилъ электричество и слъ въ глубокое кожаное кресло, жестомъ приглашая Ранцева занять другое, противъ него.

Блдный, утреннiй свтъ освтилъ его усталое, измученное лицо. Зубы были стиснуты, и какая то новая, незнакомая Ранцеву, жестокая складка легла въ углахъ его рта.

XXVII