Подвиг

— Пожальте… Пожальте, ничего не боись. Ничего страшнаго.

Вс жались другъ къ другу, никто не трогался съ мста.

— Факсъ, иди ко мн, - сказалъ Ранцевъ.

Ферфаксовъ, стоявшiй у борта послушно и смло, легкой охотничьей походкой прошелъ между шестами къ Ранцеву и обратно.

— Нишего и ньтъ, — кривясь въ безобразной усмшк, сказалъ Вундерлихъ… — Теперь пускаю. Это смхучiй… Кто идетъ — смется… Хочетъ, не хочетъ — смется… Дольго… Цлiй часъ смется… такой смхачъ… Идти не можетъ… Поворачивайтъ назадъ… Спазма… Надо докторъ… Н-ню, между прочимъ… блягополюшна… Смхъ это здорово… Ошень хорошо для пишшеваренiй. Н-ню, кто желайтъ?… Маленькiй смхачъ.

— Господа, — сказалъ Ранцевъ, желаете попробовать. Ничего опаснаго для здоровья нтъ. Это вы будете употреблять, когда пожелаете оградить себя отъ ненужныхъ глазъ и ушей, но не желаете длать зло.

Фирсъ Агафошкинъ стоялъ сбоку и впереди всхъ. Въ бломъ колпак и поварскомъ фартук онъ глупо ухмылялся, видимо сильно захваченный всмъ, что тутъ показывалось.

— Н-ну, — протянулъ онъ. — Нюжли же такая штука, чтобы смяться, ежели я, къ примру, плакать хочу?

— Иди, Фирсъ, — подтолкнулъ его Мишель Строговъ, стоявшiй рядомъ съ нимъ.

— А что?… He пойду?… — куражась и выступая впередъ, сказалъ Фирсъ. Онъ чувствовалъ себя предметомъ всеобщаго вниманiя и это подмывало его. — Отчего не пойти?… Да я!.. Съ Ереминскаго хутора казаки да ничего такого не пугались. Что мн обезьяна сдлаетъ?… Подойду и скажу: — «дай мн лапку, какъ генералу подавала»… Что тутъ страшнаго. Одна химiя и только.

Прикрывая сгибомъ локтя лицо и точно бросаясь черезъ огонь, Фирсъ Агафошкинъ стремительно побжалъ къ Вундерлиху.

Но, едва онъ дошелъ до линiи между штативами, какъ точно какая то невидимая сила откинула его назадъ. Онъ схватился руками за животъ и кинулся обратно въ толпу, сгрудившуюся подл шканцевъ.

— Ха-ха-ха, — вопилъ онъ, корчась отъ смха. — Хо-хо-хо… Вотъ умора то!.. Ой-ой-ой… — Обезьяна то!.. ха-ха-а!..

Это было такъ странно и неожиданно, что кое кто не поврилъ. Казалось, что Фирсъ просто дуритъ, представляется… Молодой летчикъ Вха пошелъ медленными осторожными шагами черезъ невидимый лучъ. Но едва дошелъ до него, какъ повернулъ обратно. Видно было, какъ онъ всми силами старался удержать смхъ. Лицо его кривило спазмой, наконецъ, прорвало и -

— Ха-ха-ха, ха-ха-ха… — присоединилъ онъ свой смхъ къ неистовому дикому хохоту Фирса.

Еще два, три человка бросились, пытаясь быстро проскочить роковую полосу, но и ихъ невидимая сила отбрасывала и они корчились въ спазмахъ смха. Всхъ ихъ переловилъ докторъ Пономаревъ и повелъ въ прiемный покой отпаивать и успокаивать. И долго по трапамъ и корридорамъ парохода раздавалось неистовое, истерическое:

— Ха-ха-ха… хи-хи-хи… хо-хо-хо!..

XXXIII

Ранцевъ остановилъ токъ. Помощникъ Вундерлиха вынулъ склянку. Профессоръ досталъ изъ ящика колбочку съ розовымъ порошкомъ. Ее вставили на мсто прежней.

— Теперь, — самодовольно говорилъ Вундерлихъ, — это плакучiй. Кто теперь идетъ — плакать будетъ… Горько плакать… Н-ню тоже не опасно для здоровья ничуть… Слезы это тоже иногда ошень карашо… Успокаивайтъ нервы.

Но плакать, повидимому, никому не хотлось.

«Волевой» человкъ Мишель Строговъ, — ему эти опыты чрезвычайно понравились, въ нихъ онъ увидалъ хорошее средство испытанiя воли — вышелъ впередъ.

— Н-ну, — съ сомннiемъ въ голос протянулъ онъ и пошелъ твердыми шагами боксера, идущаго на противника черезъ полосу. Было видно, какъ, вступивъ въ промежутокъ между шестами, онъ заставлялъ себя сдлать еще шагъ, но потомъ схватился за глаза руками и быстро пошелъ назадъ. Слезы градомъ лились изъ подъ пальцевъ. Непроизвольная спазма рыданiй кривила лицо. Онъ уже не въ силахъ былъ дольше держаться и громко зарыдалъ. Докторъ Пономаревъ подхватилъ его подъ руки и бережно повелъ внизъ. Зрители стояли, нахмурившись. Никто не пожелалъ повторять опыта Мишеля Строгова.

Склянку съ розовымъ порошкомъ вынули, самъ Вундерлихъ пошелъ вставлять въ штативъ новую скляночку съ срымъ порошкомъ.

Онъ обратился къ Ранцеву:

— Я попросилъ бы васъ поставить офицеръ впередъ, чтобы никто не ходилъ теперь. Это ошень опасный лучъ… Это «капучiй»… Теперь, кто идетъ… большевикъ… шмерть…

Его помощники перенесли кроликовъ и морскихъ свинокъ къ публик. На палуб было томительно тихо.

— Знаешь, — прошепталъ Парчевскiй, обращаясь къ Нордекову, — совсмъ, какъ въ цирк передъ какимъ нибудь опаснымъ сальто мортале. И чего не придумалъ человкъ? He даромъ онъ и на человка не похожъ…

— Fertig? — спросилъ Вундерлихъ.

— Jawohl, — отвтилъ помощникъ, державшiй клтки.

— Пускайте кроликъ и швиней.

— He надо… не надо, — раздались голоса. — Вримъ и такъ!

Кролики и свинки побжали за приманкой. Едва они достигли роковой черты, какъ стали падать и дрыгать лапками въ смертельной конвульсiи.

Тяжелая тишина стояла на палуб. Помощники Вундерлиха выбросили тла свинокъ и кроликовъ за бортъ на съденiе акуламъ. Вс вдругъ заговорили.

— Да… Ну и придумано, — сказалъ Нордековъ. — Дьявольская какая штука.