Подвиг адмирала Невельского

Геннадий Иванович разжег свою трубку, сделал глубокую затяжку и, выпустив густой клуб дыма, усмехнувшись, продолжал:

— Чести получить «Владимира» и пенсион, как то уставом положено, я не был удостоен. Однако, что в «герои» произвели вашего покорного слугу, это вы изволили точно заметить...

— Не понимаю вас, Геннадий Иванович, — вопросительно глядя на Невельского, сказал Орлов.

— Ну, как не понять, Дмитрий Иванович! Бутаков совершил свою опись, имея на то высочайшее соизволение. Невельской же вошел в устье Амура вопреки запрету. Ну-с, отсюда все и проистекло.

— Но ведь это открытие принесло великую пользу отечеству! — недоумевал Орлов. — Нет, не иначе, как наш «немец» взъярился. И доколе русские дела будут вершить чужестранцы?..

— Успокойтесь, Дмитрий Иванович, не к чему так волноваться.

— Нет, Геннадий Иванович, может, и неприятна вам память о столичных канцеляриях, но уважьте старика, просветите насчет всего происшедшего.

Невельской внял просьбе друга и, как это ни было ему тяжело, рассказал о петербургских событиях.

— Ну что ж, Геннадий Иванович, — вздохнул Орлов, узнав об окончательном решении Особого комитета, — и на том спасибо... Значит, построим мы с вами тут зимовье и начнем налаживать торговлю с местными жителями. Как говорится в сказке — гора родила мышь.

Геннадии Иванович улыбнулся, глядя на поникшего Орлова.

— Торговля в здешних местах может принести немалую пользу. Через нее путь к сердцам местных жителей лежит. Ежели только честно и справедливо, не в пример иным чужестранным купцам, вести ее... При-

знаюсь, однако, не торговли ради я принял назначение сюда...

Орлов пристально посмотрел на Невельского и, осененный догадкой, спросил:

— Значит, как и раньше? Вопреки инструкциям?

Геннадий Иванович кивнул головой.

— Велениям ума и чувства истинной любви к родине должны мы следовать, Дмитрий Иванович, если хотим положить твердое основание к признанию навсегда за Россией этого края. Не отступая ни перед какими преградами, несмотря ни на какие опасности, откуда бы они нам ни грозили.

И Невельской рассказал Орлову о том, к какой цели он стремится, прибыв сюда, в залив Счастья.

Орлов внимательно выслушал Невельского, не проронив ни слова. Затем вдруг встал перед ним, как того требовали все правила субординации, вытянул руки по швам и взволнованным голосом отчеканил:

— Ваше благородие, покорно прошу вас, как особой милости, позволить мне принести посильную помощь в совместных с вами трудах на благо родины!

— Помилуйте, Дмитрий Иванович! К чему это? Мы с вами не паркетные шаркуны. Поверьте, за честь сочту вашу помощь.

Они чокнупись и осушили свои бокалы.

* * *

Пока «Охотск» становился на якорь и команда спускала на воду большой баркас для выгрузки людей и снаряжения, Невельской и Орлов на байдарке съехали на берег. Им обоим не терпелось сразу же приняться за дело, тем более что Геннадий Иванович рассчитывал, пока бриг будет разгружаться в заливе Счастья, осуществить свое намерение, о котором он только сейчас рассказал Орлову.

Вдвоем они тщательно осмотрели окружающую местность, стараясь выбрать удобное место для постройки зимовья. Наконец порешили заложить поселение на восточном берегу залива.

— Как же обозначить этот пункт, Геннадий Иванович? — спросил Орлов.

Невельской задумался. Со времен славного Пояр-

ПО

кова это будет первое русское поселение в преддверии Амура. Как же назвать его?

И в памяти Геннадия Ивановича возник далекий Петербург, Нева и на берегу ее, на скале, подобно застывшей волне, — неукротимый Петр. Вспомнилось, как много лет назад, еще юношей, он узнал о том, какое значение придавал Петр Дальневосточному краю, особенно Амуру. Именно Петр поселил в Забайкалье стрельцов для охраны дальневосточных российских земель.

— Как думаете, Дмитрий Иванович, — спросил Невельской, — не назвать ли наше зимовье в память Петра? Пусть в имени Петровом сохранится и наша малая толика труда...

Орлов ничего не ответил, лишь одобрительно кивнул головой. Потом они оба сняли фуражки и какое-то время молча стояли, глядя на расстилавшуюся перед ними гавань Счастья, на широкий берег, где уже копошились люди, разгружая корабль. И каждый из них явственно ощутил, что в этих диких и пустынных местах пробуждается новая жизнь.

Это было 29 июня (11 июля) I860 года.

Поручение, которое Особый комитет дал Невельскому, он выполнил. Казалось, на этом Геннадий Иванович мог успокоиться и считать свою миссию законченной. Но, памятуя о повышенном интересе западных держав к берегам Татарии, — ведь не зря они сюда посылали экспедиции Лаперуза и Браутона и не случайно здесь постоянно шныряют иностранные суда-браконьеры, — Невельской не мог ограничиться основанием одного только Петровского. Он отлично отдавал себе отчет в том, что его действия идут вразрез с намерениями Нессельроде и могут снова навлечь на себя гнев царских министров.

И вот Невельской снова плывет по Амуру. Шлюпка поднимается против течения, идет вдоль высокого, лесистого правого берега реки.