Подвиг доктора Бушуева

— А с рукой у вас лучше, да, да, гораздо лучше, — сказал он, чтобы подавить в себе растерянность.

— Спасибо, — каким-то странным, не то насмешливым, не то осуждающим, голосом произнес пленный и, грубовато толкнув доктора, направился к выходу.

В санках по дороге домой Фёдор Иванович допытывался у Николаева — в чём дело, что случилось? Почему он так обошёлся с больным, наградив его затрещиной?

— Это была провокация. Сами охранники подсунули нам «больного».

— Ты уверен?

— Да, уверен, — твёрдо отвечал фельдшер, — Операция была рассчитана на простачков.

— На простачков, говоришь? Эх, Николай Николаевич, а я, выходит, простачок, потому что непременно взял бы записку, — с огорчением признался доктор.

— Нет худа без добра. Теперь нам с вами будет ещё больше доверия, — успокоил его Николаев.

— А что, если это был действительно наш человек?

— Не думаю, — возразил фельдшер. — Но если даже предположить, что это был наш человек, товарищи из лагеря должны понять: нельзя так грубо работать.

Дома Фёдора Ивановича встретила Майя.

— Ты что в темноте сидишь? — с порога спросил он.

— Поневоле сумерничаю. Забыла зажигалку в больнице, а спичек нет. — Она помогла ему снять пальто. — Давайте вашу зажигалку, дареную комендантом.

Фёдор Иванович сунул руку в карман халата и вместо зажигалки нащупал какой-то бумажный шарик. Зажигалка нашлась в другом кармане. Когда на столе ярко вспыхнула керосиновая лампа, он снова взял бумажный шарик и стал разворачивать его. Это был обрывок грубой обёрточной бумаги, на котором печатными буквами было выведено: «Эскулап, если ты ещё раз придешь к нам, вини себя и тех, кто тебя посылает». Подписи не было.

— Майя, ты посмотри, что оказалось у меня в кармане?

Прочитав записку, Майя в недоумении посмотрела на доктора.

— Откуда это? Кто писал? — забеспокоилась она.

— Ума не приложу. В кармане нашел.

— Быть может, записка давно лежит в кармане?

— Но ты мне сегодня чистый халат дала… Значит, записку мне подсунули в лагере, на приёме.

— Кто?

— Не знаю, — пожал плечами Фёдор Иванович. — Хотя постой, постой, меня толкнул один пленный с ожогом…

А может быть, не он, кто-то другой. Сегодня их было много, по мнению Николая Николаевича, был даже один провокатор. Может быть, и это провокация? — вслух рассуждал Фёдор Иванович. — Вот что, Майя, мне нужно сейчас же встретиться с Иваном Егоровичем. Давай-ка сходим к нему.

— Сейчас это невозможно.

— Но ты пойми — нужно.

— Понимаю. В лагерь вам идти не скоро. За это время успеете встретиться с Иваном Егоровичем. Да и сам он не утерпит, придёт.

— Но я не усну из-за этой записки. Дело-то серьёзное.

— У Ивана Егоровича тоже серьёзное дело. Забудьте на время о записке и отдыхайте, — посоветовала Майя.

Но позабыть об этой странной записке Фёдор Иванович не мог. Он ходил из угла в угол по комнате и всё думал, думал, не в силах разобраться в сегодняшнем загадочном происшествии. Кто подбросил в карман клочок грубой оберточной бумаги и с какой целью? Почему угрожают ему, доктору Бушуеву? Да, Зернов прав — товарищи за колючей проволокой считают его врагом. Он ходит туда, чтобы помочь им, чтобы связаться с ними, а пленные, ничего этого не зная, угрожают ему.

Зернова очень заинтересовала записка, найденная доктором в кармане халата. Вчера он встретился с Николаевым — фельдшер ничего утешительного не сообщил, встретиться с Кореневым не удалось, хотя было известно, что тот в лагере. Ждать, когда Коренева приведут на приём — бессмысленно: а вдруг он здоров и вообще никогда не появится в приёмной. И вот сейчас Иван Егорович вертел в руках клочок грубой оберточной бумаги, даже на свет рассматривал, будто хотел обнаружить что-то ещё неразгаданное и нужное.

— Может быть, записка написана какими-нибудь особыми чернилами, — предположил Фёдор Иванович.

— Едва ли они есть у наших товарищей за колючей проволокой. Но кто знает, попробуем обработать эту бумажку в нашей лаборатории и показать специалистам шифровальщикам.

На следующий день Зернов сообщил:

— Ничего не обнаружено, а записочка всё-таки любопытная. Видите, они угрожают, значит силушку свою чувствуют. А если мы укажем им, что под клубом спрятано оружие, да подбросим патрончиков — дела у них пойдут на лад. Присмотритесь, Фёдор Иванович, к тому пленному — серьёзному мужчине. Попросите, чтобы на приём пришёл Коренев.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Однажды на обходе в больнице Майя была удивлена тем, что доктор Безродный, присев на постель к одному больному, приехавшему на лечение из деревни, как бы между прочим завёл речь о партизанах. Говорил он шёпотом, но, Майя расслышала, как Безродный жаловался на свою жизнь, говорил, что он с удовольствием ушёл бы к партизанам, если бы нашёлся надёжный человек, который проводил бы его.

Майя делала вид, будто очень занята историей болезни и что этот разговор её совсем не интересует. А на самом деле в тот же вечер она сообщила о нём Зернову.

— Было бы хорошо переправить доктора Безродного к партизанам, — говорил Зернов. — Сами знаете, врачи им нужны, а тут вдобавок приближается весна — пора жарких схваток.