— Моему младшему брату было восемь лет, — добил ее Иван. — Он никому не давал повода.
Он прекрасно знал, что допускает сейчас грубую логическую ошибку, но его расчет был абсолютно верен: она слишком порядочна, чтобы спорить с человеком, который пережил такое. Она ничего не ответит ему, и в их мягком поединке победителем останется именно он.
— Если они снова сотворят подобное, сможешь ли ты жить с осознанием того, что помогала им? Можешь ли ты сейчас жить с этим сознанием после того, что они
Вот сейчас он достиг кульминации: сжал губы, выставил вперед подборок и посмотрел ей прямо в глаза. Демонический, обжигающий взгляд, наполненный болью и силой, ненавистью и страданием, испепелял ее. Остался последний штрих — он придал своему лицу выражение запоздалого раскаяния, опустил глаза и тихо сказал:
— Прости. Я не должен был все это на тебя вываливать. Но ты такая… удивительная. Перед тобой хочется раскрыться полностью. Я ведь годами этого не вспоминал, а тут…
Он играл, и ему казалось, что небо и земля, горные хребты и морская гладь, облака и холмы — все застыло, зачарованное чудом его таланта. Он играл, и созданный им образ прорывался и расцветал, разрывал невидимые стены души и обрастал плотью, оживал и начинал дышать опьяняющим запахом горных трав — жадный до жизни, поглощенный процессом рождения, немного пьяный от медовухи.
— Твое место, конечно, с ними. Но я не смогу… Прости, нам просто не нужно больше видеться. Я не смогу делать вид, что все нормально. Теперь ты знаешь, почему. Ты права, логики в этом нет…
— Перестань! — она вскочила и бросилась к нему, наивная до предела, простая, как открытая книга, прочитываемая с одного взгляда. — Прости меня, Иван, прости. Я не знала…
Он встал и обнял ее, прижав к себе сильной мужской хваткой. С безошибочностью бывалого охотника он понимал — она любила его. Ветер обвивал их, словно пытаясь разорвать их иллюзорную связь, морские волны накатывали на берег, беспомощно пытаясь разбить эту странную пару, но горная твердыня надежно защищала Ивана и его игру. Негуши были укрыты окрестными хребтами, и долина безмолвно смотрела на торжествующего чекиста, обнимающего глупую сербскую девчонку. Ему не нужно было, чтобы она согласилась с ним. Главное, что
Глава 16
Холод и дождь — скользкий, липкий, бесконечно нудный, погружающий весь мир в беспросветную серость и смывающий все многоцветие золотой осени — вот и все, что осталось от еще вчера упивающейся солнечным великолепием столицы. В это промозглое осеннее утро город словно ощетинился, пытаясь выместить на жителей всю накопившуюся в его извилистых переулках тоску. Кристина вновь порадовалась, что вчера по пути из аэропорта в отель попросила таксиста проехать через центр, и застала его при гораздо более приятной погоде. До переезда в США она нечасто бывала в Москве, но поразительно, что даже после многолетнего отсутствия все здесь показалось таким знакомым и родным, словно она никогда не покидала Россию.
Еще вчера город утопал в солнечных лучах, пестрел всевозможными оттенками листьев, светился сквозь осеннюю прозрачность воздуха, словно только что сошедший с открытки. Башни Кремля, желтоватые в закатных лучах, упирались прямо в небо. Сверкал куполами Храм Христа Спасителя, Москва-река сияла опрокинутой в нее с неба синевой, шумели машинами просторные проспекты, и Кристина чувствовала, что у нее против воли замирает сердце, и каждый новый поворот дороги отзывается в нем радостным предвкушением и теплой волной счастья от долгожданной встречи. Это ее страна — как она могла так надолго забыть об этом?
Но за одну только ночь город изменился до неузнаваемости, отгородился от людей пеленой дождя, замкнулся в своей тоске и потух. Кристина, почти не спавшая из-за непривычной разницы во времени и нахлынувших воспоминаний, бежала теперь по блестящей от воды Лубянской площади, со страхом поглядывая на зловещее здание головного офиса ФСБ. Она свернула на Театральный проезд — широкий и величественный проспект, оживленный, несмотря на дождь, и заспешила по нему, сверяясь с навигатором в телефоне. Капли дождя сразу же упали на экран, а под ними голубой лентой карта показывала поворот на Неглинную. Кристина послушно свернула и засеменила мимо ЦУМа, а затем вышла на Кузнецкий мост.