Подвиг по расчету

Федор уже не в первый раз провожал в путь молниеносную свинцовую смерть. Он знал, что они будут верны ему до конца, как никто другой — его пули. Сильные, не знающие сострадания, они никогда не сворачивали с курса, не колебались и не оспаривали его приказов. Вот последнее напряжение мышц, холодная упругость, объект в прицеле — казалось, связанный с ним невидимыми нитями, навсегда объединяющими палача и жертву. Легкое сопротивление курка под пальцами — привычное сопротивление, которое ломалось очень легко… Выстрел… За ним — еще один, уже в другую фигуру. И еще…

Им недолго пришлось ждать — подмога подоспела достаточно быстро, и минометный огонь накрыл позиции непримиримых кавказцев. Они не сдавались, рассредоточиваясь по ущельям и продолжая закидывать пришельцев гранатами. На смену минометам пришли ГРАДы, швальным огнем выжигая ветхие домишки ближайшего аула. Наконец Федор смог подняться во весь рост и выйти навстречу уцелевшим соратникам, выбежавшим из догорающего здания.

— Красавец! — одобрительно крикнул ему Антон, вытирая рукавом толстый слой сажи с лица. — Давай глянем, кого ты там «снял».

Он подошел к одному из упавших с соседней крыши тел, брезгливо переворачивая его носком сапога и, со словами: «Падла бандитская», сорвал балаклаву с уже мертвого лица. Черные, как перья ворона, волосы рассыпались по безжизненным плечам, обнажая красивое, застывшее в сосредоточенной злобе лицо.

— Вот те раз, — растеряно присвистнул Антон. — Баба!

Федор склонился над девушкой — чеченкой ли, дагестанкой ли? — и долго смотрел в уставившиеся на него пустые, не реагирующие на свет глаза.

— Откуда ж я знал, что там девчонка? — произнес он наконец.

— Да все нормально, Федь, — оборвал его Антон. — Ты-то здесь причем? Она сама полезла, идиотка. Дома ей не сиделось. Они там с детства только воевать и умеют, больше ничего. Террористы — они и есть террористы. Ты же знаешь, ради чего это нужно, — добавил он, помолчав. — Она одна сколько наших ребят скосила? Сколько она вообще народу уже убила за всю свою жизнь? Сколько бы убила в будущем? А так ты спас все эти жизни — вот так легко, одним нажатием. Разве мирное небо над головой того не стоит — одного выстрела?…

Федор не знал, почему вспомнил эту сцену из прошлого именно сейчас. Мирное небо над головой — неужели они действительно когда-то верили в это? А во что они верят сейчас? Он посмотрел на возвышающуюся над ним древнюю стену Христорождественского монастыря, почти неотличимую в лучах закатного света от скалы. Адриатическое море словно слилось сейчас с раскаленной закатной лавой, насытилось ей до предела и сияло, будто само состояло из жидкого золота. Черной кляксой на золотом фоне казался отсюда, сверху, Малашовский остров, а немного в стороне от него, на соседнем берегу древние стены цитадели купались в щедром солнечном свете, смягчавшим осевший на них тяжелый налет прошлых столетий.

Федор почему-то на миг подумал о том, насколько ничтожны все их страхи, усилия и даже жизни в сравнении с волнами Адриатики, упрямо, столетие за столетием бьющимися в крепостную стену. И до них, и после они будут все так же упрямо накатывать на плиты, покрывать их прозрачной пленкой, словно заигрывая, а потом, набравшись сил, резко ударяться о гранит и со звоном отскакивать назад. И это не изменится независимо от того, будет ли успешен этот проклятый переворот. Пока жива планета, волны всегда будут биться в стены — бессмысленно и постоянно, живя своей, особой, непостижимой вечно суетящимся людям жизнью…

Но ему надлежало сейчас подумать о суете, а именно, о том, почему вдруг Ваня неожиданно назначил ему эту встречу — на горном обрыве, за стеной монастыря. Не внутри, в мрачноватой, но по-своему уютной трапезной, не в закрытых от глаз скальных гротах и потайных комнатах, а именно здесь, на небольшой площадке над заливом? Вновь и вновь Аверин возвращался мыслями к своей недавней выходке: были ли хоть какие-то шансы, что Иван узнал о ней?

Он постарался все сделать грамотно, так, чтобы в случае разоблачения сложилось впечатление, что утечка произошла из Москвы. Федор связался со своим знакомым в штаб-квартире ФСБ — человеком, который был лично предан ему еще со времени его службы в «конторе», и практически его боготворил, и попросил в нарушение всех процедур срочно переправить ему информацию из личного дела Старчука. Он сказал, что Ивана подозревают в измене, и, поскольку до планируемого переворота осталось совсем немного времени, запускать полную процедуру проверки просто некогда. Получив материалы, которых у него по определению не должно было быть, Федор передал их проверенной женщине из своих старых балканских контактов, и попросил ее предупредить Невену, показав реальные доказательства принадлежности Ивана к российским спецслужбам, включая фото на копии его личного дела. Незнакомая женщина, материалы личного дела — все это указывало на наличие крота в высших эшелонах ФСБ, но никак не в команде, работавшей «в поле» вместе с Иваном.