Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– Порой – не то слово. Вы просто не представляете, товарищи, с какой сволочью приходится каждодневно иметь на нашей службе дело. Такой сволочью, скажу я вам, что врагу не пожелаешь. И ведь заводятся в самых неожиданных местах. Помнишь, Венька, Кавтарадзе нашего беспощадного, того, что в мае на погрузке отличился? Прямо на причале двух паникеров поставил к стенке? Уж на него-то кто бы мог подумать? Кто? А неделю назад пришлось осудить к высшей мере. Замаскировавшийся троцкист и связь с протурецким подпольем в Батуми.

– Война многое выявляет в людях, – заметил я. – И хорошего и дурного.

Спасаевский приятно улыбнулся.

– Вы правы, товарищ Земскис. Огромное вам спасибо. Понимаем ваше нежелание выносить, так сказать, сор из избы. Но и вы должны понимать – в вашем лице оскорбление нанесено не только вам лично, но всему пролетарскому государству, советскому народу и его, прямо скажем, руководству. Вы это сознаете, товарищ Земскис?

– Разумеется, товарищ Спасаевский.

– Так что благодарю за информацию и желаю дальнейших успехов в вашей нелегкой и такой необходимой нашей родине службе.

– Взаимно, товарищ Спасаевский.

* * *

Мерман устало потянулся и зевнул. Бутылка была пуста.

– Хватит, друзья, о службе. Пора бы и чаю выпить. Все же в гости ко мне пришли. Елизавета Михайловна!

На веранду вошла хозяйка с оловянным подносом в руках. На подносе поблескивали чашки.

– Подождите! – остановил ее Спасаевский. – Чаю напьемся позже, когда не будет жарко. Вениамин, открывай самобранку. Что у тебя там отыщется?

Козырев гордо поставил на стол свой объемный коричневой кожи портфель.

– «Советское шампанское», брют, прямиком из Абрау. Две бутылки. Я брал, ледяное было. Даже теперь холодное. Вот, пощупайте, Геннадий Семенович.

– Нужен еще один стакан, – обратился к Мерману Спасаевский. – Для нашей прекрасной дамы.

Женщина покраснела, быстро вышла и вернулась с настоящими фужерами. Спасаевский восхищенно развел руками.

– А мы тут из граненых хлещем… Ося, как ты мог?

– Не хотел беспокоить, Геша.

– Не беспокоить надо было, пригласить. Вениамин – наливай. Себе и товарищу Земскису поменьше, вы только что из Севастополя, небось всё шампанское там выдули, чтобы коварным врагам не досталось. Шучу, шучу. Вы в курсе, Елизавета Михайловна, что наш ведущий шампанист из Краснодара получил весной Сталинскую премию? Вот за это самое, что мы тут с вами будем пить. За изобретение новой аппаратуры и метода изготовления шампанских вин. Передовая советская технология!

– Всё-то вы знаете, – сверкнула зубами хозяйка.

– Работа у нас такая – знать обо всем и всё. За вас, Лизавета Михайловна!

Хозяйка чуть-чуть покраснела опять. Мужчины выпили стоя. Повеселевший Спасаевский перешел к наиглавнейшему.

– А теперь, друзья, за победу!

– За победу, – ответил я. Елизавета Михайловна незаметно шмыгнула носом. Наверняка ее близкие, может быть муж, сражались где-нибудь на протянувшемся от Баренцева до Черного моря фронте.

Спасаевский, выпив, задумчиво взвесил на мощной ладони вторую бутылку. Вывернув пробку, передал бутылку Козыреву.

– Наливай. За успехи советского шампанизма!

Мы рассмеялись. В глазах Елизаветы Михайловны сверкнуло неподдельное восхищение. Похоже, ей нравились остроумные люди. Сослуживец Спасаевского моментально сориентировался. Порывшись среди пластинок, лежавших стопкой рядом со стоявшим на тумбочке патефоном, он, щелкнув каблуками, объявил:

– Брызги шампанского!

Елизавета Михайловна радостно вздрогнула. Спасаевский сделал решительный шаг вперед и мягко взял ее за покрытую ровную загаром руку. Женщина несмело прильнула к бугрившемуся под гимнастеркой командирскому плечу. Подошедший к нам с Мерманом Веня щелкнул крышкой серебристого портсигара.

– Закурите, товарищи?

Мерман охотно взял. Я вежливо сказал, что не курю.

– Правильно делаешь, – похвалил меня Оська и посоветовал Козыреву. – Берите пример, молодой человек. Здоровый образ жизни способствует продлению последней.

Вениамин рассмеялся.

– Поздно, товарищи, поздно. Фронт, какое уж тут продление жизни. Оцените, кстати, вещь – севастопольский трофей.

Блеснула извлеченная из кармана синих бриджей зажигалка. Как я понял, тоже трофейная. Вениамин подтвердил:

– Подарок разведчиков. Из румынского штабного блиндажа.

Музыка смолкла. Вениамин поспешил к патефону. Елизавета Михайловна, вернувшись на стул, несколько раз обмахнулась салфеткой. Лейтенант госбезопасности, лукаво прищурившись, спросил моего старого друга:

– Знаешь, Ося, о чем я подумал?

– Не знаю, Геша, – ответил тот. – Да ты не стесняйся, скажи.

– Я сделал важное открытие, Ося. Вклад в теорию построения и развития.

– Очередной? Вноси. Что у тебя сегодня?

– Я придумал определение коммунизма.

– Быть может, не стоит? Его давно определили основоположники.

– Всё будет в рамках, Ося. Дорогие друзья, коммунизм есть советская власть…

Ося, ожидая завершения, озабоченно покачал головой и чуть виновато поглядел в мою сторону.

– Плюс шампанизация всей страны!