Читаем Подвиг Севастополя 1942. Готенланд полностью

– Похоже, ребятишек гранатой загасили, – предположил резонно Мухин.

Так оно и было. Немцы преследовали кого-то, вероятно партизан. Те, убегая, швырнули гранату. Потом вернулись, сняли с фашистов продуктовые сумки, а остальное оставили, не захотели тащить с собой. Других же немцев поблизости не оказалось, покойников не подобрали, и стали они пропавшими без вести. По их бескровным рукам и лицам туда-сюда сновали муравьи. Трофеи достались нам.

Сеит, присев на корточки, отстегнул у ефрейтора фляжку. Открутил крышку, осторожно принюхался и объявил:

– Ром. Немного, но есть.

Он аккуратно вылил содержимое в стаканчик-крышку. Отпив немного, передал Мухину. Тот – Вардану. Последним пил я. Безо всякой брезгливости, не думая о том, о чем бы подумал обязательно раньше. Вот-де лежит человек, пивший из этого стаканчика вчера, касавшийся его губами, теперь уже мертвыми – ну и так далее.

Фляг при рядовых не оказалось. Кто знает, быть может, партизан было двое и третья фляга показалась им ненужной? Могли быть, впрочем, и другие причины, для нас никакого значения не имевшие.

– Живем, – сказал довольный Мухин, пересчитывая патроны. – Повоюем еще. За родину, мать, уродину.

– Зачем про мать так говоришь? – не одобрил его Вардан. – Грубый ты очень человек.

– Зато добрый. Когда поем.

Я подумал, что добрым он станет нескоро. Раздобыть еды не представлялось возможным.

При разделе оружия каждый остался доволен. Сеит взял себе винтовку, Мухин, повертев в руках «МП», тоже отдал предпочтение более привычному, пусть и немецкому оружию. Автомат с двумя десятками патронов достался мне. Я не возражал. Он был полегче, и тащить его было не так утомительно. Еще я взял себе ножик, найденный в кармане у ефрейтора. О вооружении Вардана речи не шло, нагружать его чем-либо было нельзя.

* * *

Что касается еды, то я здорово ошибся. Часа через три, еще больше углубившись в смешанный, лиственно-хвойный лес, мы обнаружили хату. Обычную беленную известью хату, мирно приютившуюся под обрывистым склоном. Я глазам своим не поверил, когда Сеит, заметивший хату первым, показал мне в ту сторону пальцем. Неподалеку журчал ручей. Следов присутствия немецко-фашистских захватчиков, пробравшихся на нашу родину в качестве ее оккупантов, поблизости не наблюдалось.

– Ну что, – сказал Мухин, потрогав затвор винтовки, – первая боевая операция?

Я ласково прикоснулся к своему автомату.

– Надо, чтобы один пошел. Другие прикроют, – посоветовал Сеит.

Мысль была верной. Я сразу же собрался вызваться, но бытовик меня опередил. Нюх, когда нужно быть первым, а когда этого лучше не делать, у него безусловно был.

– Валяйте, прикрывайте. А я разведаю. Идет?

Мы с Сеитом возражать не стали. Рассредоточились за деревьями и взяли на мушку окна и дверь. Мухин привстал, зачем-то отряхнулся и почти бесшумно двинулся к хате. Раза три остановился, прислушиваясь и словно бы принюхиваясь, а затем, резко ускорив шаг, решительно подошел к двери, на пару секунд прислонился рядом к стенке, после чего дернул дверь на себя, распахнул и исчез в проеме.

Сначала было тихо. Затем раздались голоса. Казалось, что кто-то ругался. Мы с Сеитом переглянулись и опустили стволы. Опасности не ощущалось. «Что там?» – негромко спросил Вардан, лежавший невдалеке от меня и печально смотревший в небо. «Сами хотели бы знать», – проговорил я в ответ и знаком дал понять Сеиту, что собираюсь подобраться ближе. Тот кивнул и вновь поднял винтовку.

Не успел я дойти до дома, как из дверей появился бытовик. Морда его сияла как новенький медный пятак. Винтовка висела на плече, руки были заняты какими-то мешками. Следом выскочила женщина, лет тридцати пяти, в неаккуратно накинутом платье, с давно нечесаными желтоватыми волосами. Не обращая внимания на мое приближение, она покрыла Мухина ужасно неприличной бранью. Бытовик в ответ спокойно улыбался.

– Реквизиция, тетка, реквизиция, – успокаивал он ее. – Для голодающих бойцов РККА и РККФ. Заткнись, идиотка. Хочешь натурой отдам, у меня, – он похлопал себя по мотне, – тут такая натура есть, залюбуешься. Только похавать сначала треба, а то, бля, висит как гондон.

Мухин был доволен донельзя, но мне эта сцена совсем не понравилась. Женщина продолжала кричать, бытовик продолжал ухмыляться. Я повесил автомат на плечо и быстрым шагом направился к спорящим. Из-за кустов появился Сеит, тоже взявший, чтоб никого не пугать, свою винтовку на ремень. Женщина нас заметила, скользнула быстрым взглядом, но и не подумала угомониться. Стало ясно – пора вмешаться.

– Мухин! – резко крикнул я.

Мухин обратил на меня слегка удивленный взгляд. И ничего не ответил, лишь оскалился в ответ на новые оскорбления, которым подвергла его и Рабоче-Крестьянскую Красную Армию окончательно взбесившаяся тетка.

– Мухин! – проорал я снова.

На этот раз реакция последовала.

– Тридцать лет как Мухин, бля… Чё разорался?

Я встал между ним и женщиной.

– Немедленно отдайте продукты!

У Мухина отвалилась от изумления челюсть. В глазах сверкнула обида и непонимание.

– Слушай, ты, пащенок, я тут для вас стараюсь, а ты на меня хайло разеваешь…

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Родину

Пуля для штрафника
Пуля для штрафника

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

Роман Романович Кожухаров

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

Михаил Петрович Одинцов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза