– Вы найдете их вокруг английского каре.
Люди, потные и грязные, были на последнем издыхании. Больно было смотреть на черные языки изнемогающих от жажды лошадей. Но, увидев, как эти потрепанные остатки, – все, как один, начиная от мальчика-барабанщика, заканчивая стариком сержантом, – держат строй, мое сердце наполнилось гордостью. Может быть, стоит привлечь гусар в качестве эскорта для императора? Окруженный конфланскими гусарами, он бы находился в полной безопасности. Но их лошади слишком устали и не смогут скакать рысью. Я оставил гусар позади, приказав направляться к ферме Сент-Онэ, где мы ночевали пару дней назад, и направился на поиски императора.
Пробираясь через эту жуткую толпу, я увидел много такого, что не смогу забыть до конца своих дней. Каждую ночь мне снится этот ревущий поток мертвенно-бледных лиц, с вытаращенными глазами и раскрытыми в крике ртами – настоящий кошмар. В эйфории победы человек не ощущает всего ужаса войны. Только холод поражения позволяет увидеть ее истинную сущность. Я помню старого гвардейца-гренадера, лежавшего на обочине, с вывернутой сломанной ногой. «Братцы, братцы, не наступайте мне на ногу!» – молил он, его не слышали, топтали, об него спотыкались. Передо мной ехал голый до пояса уланский офицер. Ему только что в лазарете ампутировали руку. Повязка съехала. Это было ужасно. Двое артиллеристов старались протащить свое орудие. Какой-то егерь выстрелил одному из них в голову. Я видел, как майор-кирасир вытащил из кобуры два пистолета и, пристрелив свою лошадь, застрелился сам. У дороги бесновался человек с черным от пороха лицом, в разорванном синем мундире, без одного эполета и с болтающимся на груди другим. Подъехав к нему поближе, я узнал его: это был маршал Ней. Он буквально выл, глядя на бегущие войска. Его голос нельзя было назвать человеческим – это был звериный рев. Вдруг маршал поднял обломок своей шпаги, сломанной в трех дюймах от эфеса.
– Посмотрите, как умирает маршал Франции! – воскликнул он.
Я бы с радостью последовал примеру Нея, но мой долг заставлял двигаться дальше. Ней, как вы знаете, в этот день остался в живых. Он погиб несколькими неделями позднее от рук врагов{171}
.Старинная пословица говорит, что, наступая, французы храбрее львов, отступая – трусливее зайцев. В тот день я убедился в справедливости этой пословицы. Но даже в этом хаосе я видел нечто такое, о чем и сейчас вспоминаю с гордостью. Через поле битвы двигались три резервных батальона старой гвардии – сливки нашей армии. Они шагали медленно в колоннах. Знамена реяли над рядами высоких медвежьих шапок. Вокруг них бушевали английская кавалерия и черные уланы герцога Брауншвейгского{172}
. Они налетали на порядки гвардейцев, с шумом ударяясь об их ряды и беспорядочно откатываясь. Когда я видел гвардейцев в последний раз, шесть английских пушек одновременно ударили по ним картечью, английская пехота их окружила, осыпав градом пуль. Но, как отважный лев отбивается от напавших на него свирепых собак, так и остатки доблестной гвардии пытались с честью выйти из последнего боя, медленно, останавливаясь, выравнивая ряды. Недалеко на холме стояла гвардейская батарея двенадцатифунтовых пушек. Все они молчали, хотя артиллеристы оставались на местах.– Почему вы не стреляете? – спросил я полковника.
– У нас закончился порох.
– Почему же не отступаете?
– Может, мы как-то отпугнем англичан, чтобы дать возможность императору спастись.
Так вели себя французские солдаты.
Благодаря этим смельчакам остальные старались отступать без паники. Отступающие солдаты рассеялись по обе стороны дороги. Я видел в сумерках, как лучшая армия в мире превратилась в напуганную, жалкую толпу. Резвая лошадь позволила мне вырваться вперед. Обогнув Женап, я догнал императора, сопровождаемого остатками штаба. Рядом с императором находились: Сульт, Друо{173}
, Лобо и Бертран{174}, а также пять гвардейских егерей, чьи лошади едва передвигали ноги от усталости. Приближалась ночь. Император повернул ко мне изможденное лицо:– Кто это? – спросил он.
– Полковник Жерар, – ответил Сульт.
– Вы видели маршала Груши?
– Нет, сир, пруссаки перекрыли дорогу.
– Это не имеет значения. Сейчас ничего не имеет значения. Сульт, я еду обратно.
Император попытался развернуть коня, но Бертран схватил уздечку.
– Сир, – сказал Сульт. – Неприятелю достаточно повезло сегодня.