Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара

Драться было бы абсурдно, бежать – бессмысленно. Император был грузным и устал до смерти. Даже в лучшие времена он не был хорошим наездником. Как он сможет убежать от таких всадников? Кроме того, среди наших преследователей находился лучший наездник прусской армии. Но ведь я был лучшим наездником Франции. Я и только я мог соперничать с ними. Если они погонятся за мной вместо императора, то все еще можно будет исправить. Вот такие мысли пронеслись у меня в голове. За один миг я пришел от начальной идеи к окончательному выводу. Следующее мгновение застало меня в движении от окончательного вывода к решительным действиям. Я подбежал к императору, который в испуге спрятался от врагов за каретой.

– Ваш плащ, сир! Вашу шляпу! – закричал я и стянул с него одежду.

Никогда еще императору не приходилось терпеть подобное обращение. Я натянул на себя его одежду и втолкнул императора в карету. Затем вскочил на знаменитого белого араба и поскакал по дороге.

Вы наверняка уже догадались, в чем заключался мой план, но, должно быть, теряетесь в догадках: как это я надеялся, что обман сойдет с рук, а враги примут меня за императора? Вы и сейчас видите мою фигуру. Что касается императора, то он никогда не выглядел красавцем: коренастый, невысокого роста. Но рост человека незаметен, когда он в седле. Мне оставалось лишь вскочить на лошадь и изображать из себя не наездника, а мешок с мукой. Я нахлобучил на голову шляпу императора и набросил на плечи его серый плащ с серебряной звездой, которая известна в Европе даже ребенку. Подо мной перебирал ногами знаменитый скакун императора. Этого было достаточно.

Тем временем пруссаки приблизились на расстояние двух сотен ярдов. Я всплеснул руками, изображая ужас и отчаяние, и заставил лошадь перепрыгнуть насыпь, которая окаймляла дорогу. Вопль торжества и яростной ненависти вырвался из глоток пруссаков. Это был вой волков, которые учуяли запах добычи. Я пришпорил коня и помчался по лугу. Обернувшись, я увидел, что восемь всадников скачут вдогонку один за другим. Один из преследователей отстал. Вдали раздавались крики и шум борьбы. Я вспомнил старого сержанта и понял, что количество врагов сократилось на одного человека. Дорога была расчищена, а император волен продолжать свой путь.

Но сейчас мне следовало подумать о себе. Стоит пруссакам поймать меня, они не станут церемониться. Если мне суждено потерять свою жизнь, то следует продать ее подороже. Но надежда на то, что я смогу оторваться от преследователей, не оставляла меня. Имей я дело с обычными наездниками на обычных лошадях, ускользнуть от них не составило бы труда. Сейчас же за мной гнались превосходные всадники на превосходных лошадях. Конь подо мной был не хуже, но несчастное создание выбилось из сил после длительной ночной скачки. К тому же император был не из тех людей, которые умеют управляться с лошадьми. Он совсем не думал о них и безжалостно рвал поводья. С другой стороны, Штейн и его люди проскакали не меньше нашего. Таким образом, гонка была честной.

Я действовал под влиянием молниеносного импульса и не подумал о собственной безопасности. Если бы я ставил свою безопасность на первое место, то поскакал бы по дороге назад. Там я обязательно встретил бы своих товарищей. Но, когда эта мысль пришла мне в голову, я находился в миле от дороги посреди чистого поля. Оглянувшись, я увидел, что пруссаки растянулись в длинную линию, отсекая меня таким образом от Шарлеруа. Я не мог повернуть назад, зато мог скакать на север. Я знал, что вся страна заполнена нашими отступающими войсками и что рано или поздно я наткнусь на кого-то из них.

Но кое-что я, кажется, позабыл – Самбра. Будучи в состоянии крайнего возбуждения, я не помнил о реке, пока не увидел ее – глубокую и широкую, тускло мерцающую в утреннем свете. Река преграждала мне путь, а позади свирепо ревели пруссаки. Я галопом поскакал к обрыву, но лошадь отказывалась прыгнуть в воду. Я пришпорил коня, но откос был слишком высок, а течение глубоко. Конь попятился назад, фыркая и дрожа всем телом. Триумфальные крики раздавались все громче и громче. Я повернул и помчался во весь опор вдоль берега. В том месте река образовывала излучину, которую мне предстояло пересечь, ведь путь назад был отрезан. И вдруг меня осенило, появилась надежда: я увидел на этом берегу дом, а на противоположном – еще один. Там, где стоят такие дома, обычно находится брод. К воде вел пологий спуск, по которому я направил коня. На этот раз конь повиновался. Вскоре вода поднялась до седла. Белая пена кружилась справа и слева. Однажды конь споткнулся. Я было подумал, что все потеряно, но он вернул равновесие и уже через мгновение цокал копытами по противоположному склону. Когда мы выбрались из воды, я услышал позади плеск – это первый пруссак въехал в воду. Нас теперь разделяла река.