Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Ах! – вскрикнула графиня вне себя. – Вы что-то от меня скрываете?

– Решительно ничего. Позвольте сделать вам вопрос. Только один.

– Говорите, говорите скорее.

– Если бы вам предложили тотчас видеть вашего мужа и тем замедлить его выздоровление или не видеть его еще несколько часов…

– Объяснитесь же, доктор, объяснитесь скорее, это необходимо, вы меня страшно мучите.

– Итак, графиня, – сказал важно доктор, – потрудитесь меня выслушать.

От боязни у Баккара выступил на лице холодный пот. Доктор продолжал:

– Тот способ лечения, который я предписал графу, уже подействовал с большим успехом. Он еще сумасшедший, но его сумасшествие уже не то, что было. Он делается самим собой и знает, что он граф Артов.

Графиня вскрикнула от радости.

– От этого, – сказал Самуил Альбо, – я боюсь, чтобы ваше присутствие не сделало ему вреда.

– Но отчего же?

– Увы! При виде вас он начнет вспоминать… Баккара склонила голову, но у нее явился порыв высокого самоотвержения.

– Хорошо, – сказала она, – вылечите его, и, если нужно, я согласна никогда не видеть его.

– Нет, нет, милостивая государыня, – ответил доктор, – вы слишком преувеличиваете то, что я от вас требую. Подождите только несколько часов, даже…

Он, казалось, размышлял, и Баккара не сводила глаз с его губ, ожидая, как приговора жизни или смерти, его слов.

– Я даже полагаю, – продолжал он после некоторого молчания, – что вы можете через перегородку и щель…

– О боже мой! Его видеть! Только об этом я и прошу. Доктор продолжал:

– Чтобы хорошо знать состояние сумасшедшего, необходимо следить за ним тайно и в то время, когда он думает, что он совершенно один. Перед нашим отъездом в Испанию я для этого приказал в этой самой комнате проделать маленькую дырку, которая выходит в соседнюю комнату.

Говоря это, доктор встал и подошел к зеркалу. Между стеклом и рамой была всунута визитная карточка. Он приподнял ее и сказал графине: «Глядите!». Баккара подошла и бросила жадный взгляд через зеркало, в раме которого была проделана дырочка. Она увидела спальню и в ней – сидящего на кресле графа, который держал руками голову и, казалось, о чем-то глубоко размышлял.

– Тс, – сказал доктор, – не шумите.

Он открыл пустой шкаф, который был отделен от комнаты графа только тонкой перегородкой, через нее можно было ясно слышать все, что говорилось в соседней комнате.

При шуме отворявшегося шкафа граф вздрогнул и приподнял голову. Тогда доктор, приложив палец к губам, тихо сказал графине: «Смотрите и слушайте, но не шумите». Потом он взял за руку Серизу Роллан и сказал: «Пойдемте со мною».

Графиня осталась одна. Она не отводила глаз от дырки в зеркале, прислушиваясь к малейшему шуму. Через несколько секунд отворилась дверь в комнату графа и вошла Сериза. Она была одна, доктор, по всей вероятности, остался в прихожей, и Баккара слышала, как он возвратился назад.

– Я научил вашу сестру, что говорить, – прошептал на ухо мулат.

При шуме отворившейся двери граф быстро встал и внимательно посмотрел на Серизу.

– Здравствуйте, – сказала она.

Он все смотрел на нее и, казалось, колебался с минуту, потом протянул ей руку и сказал:

– А, это вы, Сериза?

– Да, мой брат.

– Знаете ли, моя милая Сериза, – сказал он, усаживая ее на диван, – ведь вы давно не были у меня.

– Нет, граф, только два дня. Он улыбнулся и сказал:

– Два дня? Но это очень давно, маленькая сестрица, – и он с любовью пожал ей руку.

– А Леон? – спросил граф.

– Он приедет к вам завтра.

– В самом деле?

– Уверяю вас.

Граф стал говорить с Серизой об ее муже, о ребенке и об их занятиях так благоразумно, как бы он мог говорить три месяца тому назад, но он не сказал ни слова о графине, даже, казалось, избегал случая произнести ее имя. Сериза пробыла у него целые полчаса. Он простился с ней со всеми признаками любви и уважения, потом, когда за ней затворилась дверь, он сел на свое кресло и заплакал.

Когда Сериза вошла в комнату, она застала доктора, держащего на руках бесчувственную графиню.

Самуил Альбо тотчас запер шкаф, чтобы граф не мог услышать, что происходило в соседней комнате,

– О, – прошептала графиня, – он более не сумасшедший, и он припоминает… Боже мой! Как он должен меня презирать.

– Милостивая государыня! – отвечал доктор. – Ваш муж плачет, и, как вы говорите, сумасшествие исчезает по мере того, как являются воспоминания. Его слезы могут вам это засвидетельствовать.

Баккара горько заплакала.

– Теперь, – продолжал мулат, – мне остается сделать последний опыт. Я убежден, что он будет окончательный.

Сериза и Баккара посмотрели на него. Потом доктор наклонился к уху графини и сказал:

– Если вы его любите, если вы не хотите его убить, ради Бога, уезжайте.

– Уехать! – сказала она.

– Да, уезжайте, уезжайте сейчас же.

И так как она, казалось, не понимала его, он прибавил:

– Ведь ваш муж провел ночь накануне дуэли у господина д'Асмолля?

– Да, – ответила Баккара,