Подводный разведчик

Как-то вскоре после войны мне, работавшему тогда корреспондентом севастопольской газеты, пришлось идти в Балаклаву пешком. Трамвайную линию, что была до войны, немцы разрушили, автобусов еще не было, и люди либо ждали за городом попутной машины, либо отправлялись, как говорят, на своих на двоих. Ходьбы там часа два с половиной, и в хорошую погоду пройтись одно удовольствие, особенно если попутчик или попутчица попадаются приятные. Именно так и было. День выдался не жаркий, хотя стоял и август. Выйдя из города, я увидел сидевших на траве у дороги несколько женщин, кто с корзиной, кто с сумкой, а чуть поодаль стоял моряк и читал газету. Фуражка с козырьком. На погончиках — по две золотые нашивки. А фланелька и синий воротничок новенькие, с иголочки. «Должно быть, интендантская служба», — подумал я и, подойдя к нему, спросил:

— Давно ждете, старшина?

— Да, уже порядочно, — охотно ответил он глуховатым голосом. Лицо у него было красное. Нос большой. Глаза светлые, спокойные. Я вынул папиросы, закурил сам и угостил его. Узнав, что я тоже направляюсь в Балаклаву, он предложил:

— Пошли пешком. Чего тут стоять.

Я согласился, и мы тронулись в путь. Дорога, поднимаясь все выше и выше, холстинной лентой бежала мимо побуревших придорожных трав и темных глазниц воронок, мимо каменных развалин и сохранившихся дотов и дзотов. В канавах и на полях еще лежали покрытые ржавчиной рамы от грузовиков и продырявленные башня танков. Все кругом напоминало о недавних боях. Попутчик мой оказался необыкновенно спокойным, говорил неторопливо, но охотно. Мы познакомились, и я узнал, что фамилия его Сергеев, что служит он в дивизионе подводных лодок и уходить из флота не собирается.

— В переделках не приходилось бывать? — осторожно поинтересовался я, видя, что на груди у него никаких наград нет.

— Было всякое, — спокойно и просто отвечал он. — Наше дело такое: в воду — так в воду, на дно — так на дно.

— Как на дно? Вам и на дно приходилось идти?

Сергеев посмотрел на меня и тихо усмехнулся.

— Страшного ничего нет. У меня профессия такая. Водолаз я.

— А-а. Тогда конечно.

— Но один раз думал, что придется отдать концы.

— Да?

— Да-а...

Мы поднялись на холм и поравнялись с небольшим домиком, одиноко стоявшим с правой стороны дороги. Домик был обшит тесом и выкрашен в желтый цвет. Двор и зеленый виноградник обнесены новым заборчиком. Чувствовалось, что здесь живет человек хозяйственный. Мне хотелось пить, и я сказал Сергееву:

— Винограда тут нельзя купить, не знаете?

— А это мы сейчас узнаем, — ответил он и направился к калитке. Я остался ждать у дороги. Во дворе к нему под ноги с лаем подкатилась лохматая коротконогая собака. Но он шел, словно не замечал ее. На крыльцо вышла женщина в пестром халате и заставила собаку замолчать. Поговорив с хозяйкой дома, Сергеев вернулся и объявил:

— Через пять минут принесет.

Мы сели возле заборчика на траву, закурили. По дороге мимо нас прошла на Балаклаву грузовая машина, и сидевшие в кузове женщины помахали нам руками. Но ни я, ни мой попутчик ничуть не пожалели, что пошли пешком.

— Так, значит, один раз думали, что придется отдать концы? — сказал я, возвращаясь к начатому разговору.

— Было такое дело, — коротко ответил он.

Я попросил его рассказать поподробнее. Он снова чему-то тихо усмехнулся и, чуточку помолчав, сказал:

— Интересуетесь? Ну ладно, расскажу. По приказу командования наш дивизион подводных лодок менял базу, переселялся из одного порта в другой. Ну вместе с лодками шла и наша «Матка». Так мы свой пароход зовем. Он у нас вроде плавучего общежития. Когда опасная зона кончилась, лодки ушли выполнять задание командования, а мы пошли дальше, охраняя сами себя. Чтобы фашист не продырявил нас торпедой с подлодки, шли мелями, неподалеку от берега. А туманный день укрывал нас от «юнкерсов». Все было нормально. Но тут нанесли нас черти на рыбацкие сети или, может быть, сети откуда-то принесло, только намотала их «Матка» на винт — и стоп. Вызывает меня командир корабля и говорит: «Сейчас спустят на воду баркас. Берите, сколько вам надо, матросов, грузите водолазное снаряжение и немедленно очищайте винт. И побыстрее. Положение наше вы сами знаете какое, туман век держаться не будет». — «Понимаю, говорю, товарищ капитан второго ранга». Спустили баркас, погрузили снаряжение и подплыли к корме. Оделся я, взял с собой нож и полез. Под корму парохода подвели пеньковый конец, и я, перебираясь по нему руками, добрался до кронштейна. Вижу, сети так навились, что винт стал похож на огромную куклу. Я отпустился от подкильного конца и перебрался к винту.

— А на чем же вы стояли? — спросил я.

— Стоять там не на чем, — все так же глуховато и неторопливо отвечал он. — Как говорят, ни стать, ни сесть. Висеть приходится. Устраивать беседку некогда.

— А как же работать?

— Ничего. Одной рукой держишься, а другой работаешь.

— Сколько ж так продержишься? Ведь вы же груз надеваете, и он вас книзу тянет.

— Верно. Грузу мы надеваем пять пудов.

— Ну вот.

Сергеев снова тихо усмехнулся.