Подземелья Ватикана

-- Мы об этом сейчас подумаем.

-- Если, конечно, это вам не слишком тягостно. Пока же я избавляю мою бедную свояченицу от многих мучительных часов; по неопределенным газетным известиям как она может догадаться?.. Итак, я возвращаюсь к моей теме: когда я прочел эту заметку, я подумал: это преступление, которое я так ясно себе рисую, которое я реконструирую, которое я вижу -- я знаю, я-то знаю, чем оно вызвано; и знаю, что, не будь этой приманки в виде шести тысяч франков, преступления бы не было.

-- Но допустим, однако...

-- Вот именно: допустим на минуту, что этих шести тысяч франков не было, или, даже вернее, что преступник их не тронул: тогда это и есть мой герой.

Лафкадио тем временем встал; он поднял уроненную Жюлиюсом газету и, разворачивая ее на второй странице:

-- Я вижу, вы не читали последнего сообщения: этот... преступник как раз не тронул шести тысяч франков, -- сказал он как можно спокойнее. -- Вот, прочтите: "Во всяком случае это указывает на то, что преступление совершено не с целью грабежа".

Жюлиюс схватил протянутую ему газету, стал жадно читать; потом провел рукой по глазам; потом сел; потом стремительно встал, бросился к Лафкадио и, хватая его за обе руки:

-- Не с целью грабежа! -- воскликнул он и, словно вне себя, стал яростно трясти Лафкадио. -- Не с целью грабежа! Но в таком случае... -- Он оттолкнул Лафкадио, отбежал в другой конец комнаты, обмахивался, хлопал себя по лбу, сморкался: -- В таком случае я знаю, чорт возьми! я знаю, почему этот разбойник его убил... О несчастный друг! О бедный Флериссуар! Так, значит, он правду говорил! А я-то уже думал, что он сошел с ума... Но в таком случае ведь это же ужасно!

Лафкадио был удивлен; он ждал, скоро ли кончится этот кризис; он был немного сердит; ему казалось, что Жюлиюс не в праве так от него ускользать.

-- Мне казалось, что именно вы...

-- Молчите! Вы ничего не понимаете... А я-то теряю с вами время в нелепых разглагольствованиях... Скорее! Палку, шляпу.

-- Куда вы так спешите?

-- Как куда? Сообщить полиции.

Лафкадио загородил ему дверь.

-- Сначала объясните мне, -- сказал он повелительно. -- Честное слова, можно подумать, что вы сошли с ума.

-- Это я раньше сходил с ума. Теперь я возвращаюсь к рассудку... О бедный Флериссуар! О несчастный друг! Святая жертва! его смерть во-время останавливает меня на пути непочтительности, на пути кощунства. его подвиг меня образумил, А я еще смеялся над ним!..

Он снова принялся ходить; затем, вдруг остановившись и кладя трость и шляпу на стол рядом с флаконом, повернулся к Лафкадио:

-- Хотите знать, почему этот бандит его убил?

-- Мне казалось, что без всякого повода.

Жюлиюса взорвало:

-- Во-первых, преступлений без всякого повода не бывает. От него избавились, потому что ему была известна тайна,.. которую он мне поведал, важная тайна; и, к тому же, слишком для него значительная. Его боялись, понимаете? Вот... Да, вам легко смеяться, вам, который ничего не смыслите в делах веры. -- Затем, выпрямляясь. весь бледный: -- Эту тайну наследую я.

-- Будьте осторожны! Теперь они вас будут бояться.

-- Вы сами видите, я должен немедленно сообщить полиции.

-- Еще один вопрос, -- сказал Лафкадио, опять останавливая его.

-- Нет. Пустите меня. Я страшно тороплюсь. Можете быть уверены, что эту беспрерывную слежку, которая так мучила моего несчастного брата, они установили и за мной; установили теперь. Вы себе представить не можете, что это за ловкий народ. Они знают решительно все, я вам говорю... Теперь уместнее, чем когда-либо, чтобы вы съездили за телом вместо меня... Теперь за мной так следят, что неизвестно, что со мной может случиться. Я прошу вас об этом, как услуге, Лафкадио, мой дорогой друг. -- Он сложил руки, умоляя. -- У меня сегодня голова кругом идет, но я наведу справки в квестуре и снабжу вас доверенностью, составленной по всем правилам. Куда мне ее вам прислать?

-- Для большего удобства, я возьму комнату в этом же отеле. До завтра. Бегите скорее.

Он подождал, пока Жюлиюс уйдет. Огромное отвращение подымалось в нем, почти ненависть и к самому себе, и к Жюлиюсу; ко всему. Он пожал плечами, затем достал из кармана куковскую книжечку, выданную на имя Баральуля, которую он нашел в пиджаке Флериссуара, поставил ее на стол, на видном месте, прислонив к флакону с одеколоном; погасил свет и вышел. IV

Несмотря на все принятые им меры, несмотря на настояния в квестуре, Жюлиюсу де Баральулю не удалось добиться, чтобы газеты не разглашали его родственных отношений с убитым или хотя бы не называли прямо гостиницы, где он остановился.