Подземная непогода

Остаюсь помнящая Вас всегда Таисия Вербина.

Вулканоград, 11 октября».

2

Второго ноября к вечеру Ковалев дал задний ход и отвел комбайн от пышущего жаром светящегося забоя. Работа была кончена. Последние метры туннеля следовало пробить уже после того, как наверх будут выпущены газы и давление в центральной камере упадет.

А Мовчан еще работал. Мовчан отстал на целых три дня. Это были самые позорные дни в его жизни. Подумать только: стройка ждет, пока он кончит! Мовчан не ел, не спал, издергался сам и измучил рабочих. Но ведь скважину нельзя было провести так же быстро, как на чертеже.

Между тем Вулканоград готовился к празднику. На домах вывешивались флаги, портреты, украшенные хвоей и яркими лентами. Красные полотнища рдели на фоне одноцветного, как фотография, зимнего пейзажа. Монтеры ввинчивали цветные лампочки. Седьмого ноября их должен был зажечь вулкан.

В кабинете Кашина появился новый хозяин — директор будущего Энергокомбината. Он уже принимает гостя из Министерства электростанций. Разложив на столе цветные диаграммы, директор водит по столбикам авторучкой и говорит с возмущением:

— Смотрите на цифры. Где у меня резерв? На горе двенадцать турбин, по сто тысяч киловатт каждая. Я снабжаю Петропавловск, районы, рыбный комбинат, леспромхозы с лесокосилками, завод «Электроцинк», Камчаталюминий. Сто тысяч киловатт даю на освоение следующего вулкана, а теперь еще — передача в Магадан. А нужды города? А на эксплуатацию вулкана по законным нормам? Где вы нашли остатки? Считайте сами! — И в голосе его раздраженное недоумение: рвут энергию, грабят, ничего не оставили!

У директора свои хозяйственные заботы, у Кашина — свои строительные. После седьмого ноября их будет совсем немного, но сегодня Кашин не отходит от видефона. То и дело слышится:

— Покажите, что у вас там в правом углу… А в левом?.. Отодвиньтесь, не заслоняйте… А кто вывезет этот мусор? На праздник оставляете? Возьмите машины, и чтоб через час все было убрано!

Он крутит ручку видефона, на экране мелькают корпуса, дома, мачты, дороги… Все нарядное, свежевыкрашенное. Где были кучи глины — выросли здания. Вот жилой городок, вот лаволитейный завод…

Приземистая темносиняя машина стоит у ворот завода, очевидно, давно, ее запорошило снегом. Шофер замерз, он то включает мотор, то выключает и бегает вокруг, притопывая и размахивая руками. Пассажиров нет и нет. Уже третий час, как ушли, бродят по комбинату и заговаривают со всеми встречными. Но вот и они наконец. Один коренастый, круглоголовый, в шапке, сдвинутой на затылок, другой тощий, сутуловатый, в шляпе и с палочкой.

— Так вы довольны нашим предсказанием, товарищ Яковлев? — спрашивает тот, что в шляпе.

— Предсказанием мы довольны, Дмитрий Васильевич, — отвечает Яковлев, — а землетрясением не очень, Жертв у нас, правда, не было, но кое-кого ушибло… Мне самому в лоб камень попал, небо с овчинку показалось. И разрушения были: засыпанные дороги, трещины в домах, смытые склады. Недели две возились, пока восстановили. Все-таки обидно: работаешь, работаешь, и вдруг приходит какая-то стихия и начинает распоряжаться! А когда вспоминаю я обозы, детишек, уходящих из города, зло берет, честное слово. Кто здесь хозяева — мы или какая-то подземная непогода? Вот с вулканом стало ясно: мы распоряжаемся. А насчет землетрясений пока недодумано — это ваш грех, товарищи ученые.

— Да, это верно, — соглашается Дмитриевский.

— Если вы не устали, профессор, — продолжает Яковлев, предупредительно открывая дверцу машины, — если не очень устали, поедем в оранжереи.

— Конечно, я устал, — говорит профессор Дмитриевский, усаживаясь и ставя палку между колен. — Но оранжереи осмотреть хочу. В моем возрасте не стоит откладывать: можно упустить совсем. Тем более, что я ощущаю некоторую моральную ответственность… за оранжереи и все прочее. В свое время я поддержал проект Грибова и Кашина, исходя, так сказать, из общефилософских соображений о поступательном ходе науки, человеческой мысли вообще. И меня мучают угрызения совести, не поступил ли я легкомысленно, вовлекая вас в такое трудное предприятие.

На лице профессора ни тени улыбки. Но Яковлев понимает, что старик по-своему шутит. Сегодня, накануне полной победы, нельзя всерьез говорить о сомнениях.

— Пусть угрызения не мучают вас, — весело говорит Яковлев. — Наша ответственность еще больше. Вы поддержали проект, а мы его приняли. Не из уважения к профессору Дмитриевскому, а потому, что электростанция нужна была нам позарез, какая угодно — на воде, на угле, на вулкане… Нужды Камчатки вызвали это строительство. Но имейте в виду, что нужды растут! Поэтому вы, со своей стороны, подбадривайте науку. Пусть она движется поступательно и с ускорением.

3

Оранжереи тянутся на много километров Сейчас это пустые застекленные сараи. На крышах — снег, внутри — голая, заиндевевшая земля. И странно, почти дерзко выглядят вывески над дверями: «Бахча», «Ранние овощи», «Вишневый сад», «Яблоки и груши» и даже «Камчатские цитрусы».