Поединок

И вот наконец долгожданная команда вертухая сбрасывает с меня полуобморочное оцепенение. Для пущей маскировки закрываю глаза, притворяясь спящим. Так должны считать все, особенно Левша.

Наконец за сокамерниками, объяснившими надзирателю, что у меня второй день высокая температура, захлопывается дверь. Громыхает железный засов. Хрустит в замке ключ… Еще некоторое время в нетерпении лежу обездвиженным — на случай если вертухай присматривает за мной в глазок. Ну, пожалуй, пора.

Перебравшись на соседнюю шконку — Левши, — загибаю матрац. Нычка, как я и предполагал, — в распоротом шве. Аптечный пузырек с резиновой пробкой до половины заполнен белым порошком. А вот и еще один. Кристалликов у этого порошка нет, он похож на муку. Морфин? Героин? Что-нибудь из этой области. Кокс с морфином — суперделикатес… Было ваше — стало наше. На тюремном сленге мои действия называются крысятничеством. Это преступление преследуется уголовной общественностью самым жестоким образом — вплоть до лишения жизни, не говоря уже о насильственном превращении в пассивного педераста. Неужели меня опустят? Определят жить возле унитаза… Нет уж — не дамся. Пусть лучше убьют. А еще лучше попрошу Левшу поставить меня на лыжи — выгнать из хаты. Пусть тюремное начальство переведет меня в другую камеру. Левша сам виноват: подогрел меня после карцера, когда во мне и жизни-то осталось на понюшку табаку, а никак не на отвязный торч по полной программе.

Да он, может, и не заметит ничего с первого раза…

Проталкиваю пузырьки обратно в глубину комкастой ваты матраца Левши, предварительно отсыпав их содержимого на обложку книги и смешав. Не много ли? Тут дозняков на десять, не меньше. Еще и коктейль. Ничего, много — не мало.

Заняв на шконке полугоризонтальное положение, дрожащими от кумара и нетерпеливого исступления пальцами втираю горьковатый порошок в десны. Попер приход! У-у-ух! Началось!!! Еще! Еще! Подбрось дровишек в топку, еще! да еще же! — просит, умоляет, требует дьявол внутри меня, — и я продолжаю втирать панацею несбавляемыми темпами, пока меня не начинает распирать от кайфа так, что, кажется, сейчас я просто взорвусь, лопну, накачанный им под завязку. Но безумие продолжается: остатки порошка, которого вполне хватило бы иному торчку на несколько дней, я втягиваю ноздрей прямо с книжной обложки, и мрак накрывает меня своим непроницаемым одеялом.

Часть 4

Шприц

— Вы принимали какие-нибудь лекарственные препараты? Что вы принимали?

Слепящий свет люминесцентных ламп. Склонившееся лицо, увенчанное белым колпаком. Чья-то рука, безвольно лежащая вдоль оцепеневшего тела. Да это же моя рука… И тело — мое. Вокруг — люди в белых халатах…

— Вы слышите меня? Как это случилось?

Лицо врача взволнованно. Морщины, мешки под глазами. Пытаюсь сказать что-нибудь, но не могу даже шевельнуть губами.

— Вы принимали какие-нибудь медикаменты? Если не можете говорить — закройте глаза. Не бойтесь, мы вас откачаем. Главное — знать причину. Вы принимали лекарства?

Пытаюсь прикрыть веки, но они не подчиняются.

— Давление падает, — откуда-то издали, словно из соседней палаты, доносится чей-то голос.

— Как же делать вливание в такие страшные вены? — доносится с какого-то уже совсем огромного расстояния, будто с того света. — По линиям вен сплошные рубцы язв. Да он наркоман!

Каким-то блестящим и прохладным инструментом врач разжимает мне стиснутые судорогами челюсти.

— Ингалятор!

Металлический привкус на языке. Горечь во рту. Она исходит от резинового шланга. Его наконечник раздирает горло. Судорожные спазмы. Хочется блевать, но не получается. Видимо, нечем. Шланг проталкивают все глубже. Ком в горле. Хочется вырвать проклятую змею, проникшую глубоко в утробу, и отшвырнуть прочь, но сил нет даже на стон, который мог бы свидетельствовать о том, как мне больно. Чувствую лишь, что на глазах выступили слезы.

— Промыть желудок! — сквозь завалы звукоизоляции доносится чей-то голос, и еще одна кишка начинает погружаться в ноздрю. Ее проталкивают настойчиво и грубо. Вот уже две мерзкие упругие змеи вползают в меня, жаля острыми наконечниками. Я задыхаюсь. Дайте же мне воздуха, черт бы вас всех побрал. Воздуха!..

— Сестра, маску!..

Ко рту пришлепывают намордник. Из него сочится сладостная, живительная прохлада. Ух! — пошла по телу волна оттаивания. Цепкие колючие мурашки бегут по пробудившимся членам. Но шевельнуться все еще не могу. Как и произнести что-нибудь. Свет режет глаза. Трубки — горло. Остальные ощущения пока окутаны плотными клубами тумана.

— Сестра, раствор!

Женщина в белом халате и накрахмаленном колпаке над бровями присоединяет к одной из трубок, введенной мне в чрево, огромный шприц. Поршень вгоняет в меня его розоватое содержимое. Внутри моментально холодеет, и тотчас подступают рвотные спазмы. Тем же шприцем сестра откачивает из моего нутра красно-бурую жидкость.

— Сестра, капельницу!

М-м-м… Какая боль. Укус пчелы. И еще — в другом месте. И еще…

— Не могу попасть. Вен совсем не видно.

— Попробуй в эту.

— Никак.

— А если сюда?..

— Кажется, готово.

— Ну наконец-то…