Поединок

— Все будет хорошо, не переживай. Ты не в ответе за поступки твоих родителей, запомни это...

Роза кивнула, глядя, как Гермиона идет к камину.

— Мама...

— Да?

— Неужели вы так никогда и не встретитесь?

Гермиона остановилась у камина и обернулась:

— Если твоему отцу нужно время, оно у него есть.

Мама исчезла в зеленом пламени, оставляя за собой покой и надежду. Так всегда было, когда мама была рядом. Гермиона Уизли не умела оставлять беспорядок, и Роза была очень благодарна матери за это.

Сказала ли она правду? Солгала ли Сара? И насколько это все теперь важно? Даже если мама солгала — какая теперь разница? Очевидно, что она простила отца... Что это изменит?

Девушка прошла в кабинет Тео и достала палочку: нужно было немного прибраться после этих странных дней беспокойства. Тут же пришли мысли о Лили, но вряд ли по этому поводу стоило переживать. Малфой всегда добивается своего, так что пусть у него болит голова о том, как вернуть себе утраченную любовь жены... Ему полезно иногда наталкиваться на препятствия, правда, лучше бы не на такие жестокие...

В окно постучалась сова, сжимавшая в клюве свиток. Роза тут же забрала письмо, сердце гулко застучалось в предчувствии очередной неприятной вести. Но, едва пробежав глазами несколько строчек, написанных рукой дяди Гарри, она облегченно улыбнулась и села в кресло, отдыхая в лучах солнца.

«Меня нашел Донг, эльф Малфоев. С Лили все хорошо, она со Скорпиусом. Они у Джеймса. Целуем».

Что ж... Малфою можно ставить памятник: не прошло и нескольких суток...

— Чему улыбаешься?

Она вздрогнула и чуть не уронила палочку.

— Тео!— она не знала, сердиться ей или радоваться, что он уже здесь –немного бледный, уставший после таких путешествий, но родной, близкий...— Как они?

— Сара поправляется,— он поставил свой чемоданчик, снял запыленную мантию и только после этого обнял Розу. Она привычно ощутила его запах — смешанных зелий, пергамента, пороха.— Как мама?

— Ничего, но дядя Гарри ей все рассказал...

— Не удивлен,— хмыкнул целитель, отправляясь мыть руки.— Ты не спала.

— Не хочется,— солгала девушка.

Он ничего не ответил — взмахнул палочкой и притянул к себе бутылочку с хорошо знакомым Розе зельем. Она ответила улыбкой на выразительный взгляд жениха.

— Хорошо-хорошо, я сейчас же отправляюсь отдыхать, только без снотворного, мистер целитель... Только ведь мне стоит объявиться в Академии...

— Завтра,— категорично прервал ее Тео, указывая глазами на бутылочку, что все еще держал в руке.

— Тиран,— фыркнула девушка и вышла из кабинета, слыша, как за ее спиной рассмеялся Тео.

Солнце садилось за холмом, что бросал тень на это сумрачное, окутанное невидимым туманом, место. Редкие деревья готовились скинуть листву, алея в лучах заката и бередя душу. Несколько одиноких птиц ныряли в собирающиеся на недавно чистом небе облака. Тишина была почти ощутимой, только легкий шелест цветов и листьев гулким эхом отдавались где-то глубоко внутри.

В этот час здесь никого не было — слишком тяжело было дышать сумрачным воздухом заката, пронизанным вечным покоем и скорбью.

Он остановился и посмотрел на небо — кажется, пойдет дождь. Отметил это тихо, спокойно, потому что не считал, что плачущее небо сегодня может все испортить. Наоборот — кровавый закат должен был закончиться дождем. Так правильно...

Он присел на колени и коснулся рукой травы, что покрывала святое для него место, потом, словно следуя ритуалу, поднял глаза на светлую плиту и прочел:

«Джинни Поттер 1981–2018».

И лишь потом, почти вслух, он читал то слово, что было золотом выбито на ее могиле:

«Прости».

— Здравствуй,— он сел и положил на траву две красные розы. Боли почти не было — она притупилась с годами. Здесь он просто любил и тосковал — так, как мог любить только ее и как мог тосковать только по ней. Он молчал, про себя рассказывая ей все то, что произошло в их жизни за этот год, за последние дни, бессловно делясь с ней своей жизнью.

— Знаешь, мне бывает очень трудно... наши дети такие непростые... Я иногда не знаю, как с ними разговаривать... Это так сложно — быть отцом, без тебя... Особенно сложно с Альбусом, нашим вундеркиндом... Иногда я со страхом смотрю на то, как быстро он развивается, какой он умный... Он столько всего знает, он совершенно необычный... И эти его сны... Я не знаю, как реагировать на них... Мне страшно, что этот его дедушка из снов играет с ним... как со мной когда-то... Но я не решаюсь это прекратить, потому что это, кажется, часть Ала, это делает его счастливым... И я не хочу его расстраивать... Он такой необычный, но ранимый...

— Ты бы знала, как поступить... Мне не хватает тебя, Джинни...

— Мне тоже,— на его плечо легла большая ладонь.

Гарри вздрогнул, хотя знал, что он придет. Рон опустился рядом на траву и рядом с розами положил букет полевых цветов.

Они молчали, глядя на золотые буквы.

«Прости».

— Это тебе,— Гарри вложил в ладонь друга что-то легкое и холодное.

В лучах почти севшего солнца Рон увидел блестевшее золото тонкой цепочки с медальноном — тем самым, где он когда-то хранил локон ее волос.

— Ты сказал ей,— почти обвиняюще пробормотал Рон.