Поединок на границе

«Здравствуйте, товарищ начальник! Я очень признательна вам лично и всем солдатам заставы, особенно сержанту Сидорову, что все вы с такой тревогой восприняли недоразумение между мной, Женей и его матерью».

На этих словах капитан остановился, посмотрел на изумленного, побледневшего Вороного и предупредил:

— Не смущайтесь, все в порядке. Благодарите товарищей, что случайно прочли порванное вами письмо к Маринке. Умная у вас девушка, честное слово, — он потряс в воздухе письмом, отыскал нужные ему строки и прочитал:

«Считайте, что мы поладили. В самом деле, наши сердца слепо возмутились, в сущности, пустяками и доставили человеку, которого обе любим, столько огорчений в такое время, когда он несет службу на ответственном посту».

Капитан свернул вчетверо тетрадный лист, исписанный с обеих сторон, и принес со стола еще два, таких же синих, с картинками конверта и протянул их Вороному.

— Это тебе от матери и Маринки. А впредь советую не носить беду в одиночку, надорвешься, — и уже обращаясь к сержанту, капитан закончил: — А теперь о службе. Рассказывайте все подробно, как задержали нарушителя.

Сидоров посмотрел на Вороного, вмиг покрасневшего до самых ушей, и повторил все то, о чем уже докладывал, добавив только, что первым заметил мужчину Вороной, быстро выдвинулся к границе и сделал оклик. Нарушитель бросился бежать, но споткнулся, упал и был обезоружен.

Женька не ожидал такого от сержанта и теперь, после истории с письмами, готов был четвертовать себя за подлый поступок. «Чем я плачу людям за благородство? — упрекал себя. — Что думает обо мне сержант? Он ждет, когда я признаюсь во всем, а у меня язык не поворачивается. Какое же я ничтожество!»

Словно через глухую стену, еле различимым отзвуком дошли до его сознания слова капитана:

— Буду ходатайствовать о предоставлении вам обоим кратковременного отпуска.

Силясь вникнуть в истинное значение услышанного, Женька вдруг представил себе тот вечер, когда, усталые и голодные, они делили с ребятами на далеком поле последний сухарь, и ему показалось, что сейчас он украл у кого-то порцию хлеба, жадно глотает его и не может проглотить. Чужой кусок застрял в горле и душит до слез.

— Какой отпуск? Кому отпуск? — почти выкрикнул Женька и, не дожидаясь ответа, сбивчиво объяснил, что при задержании пришельца нарушил требования службы, что хотел отличиться и что вообще он плохой человек.

— Вы столько сделали для меня, а я, я… — он запнулся от волнения и приступа гнева. — В общем, наказывайте меня, товарищ капитан.

Признавшись, Женька почувствовал, как по телу прокатилась теплая волна и он вспотел, а на душе сделалось легко и светло, словно весь мир стал прозрачнее. Его взгляд скользнул по столу начальника заставы, и только сейчас заметил Женька, что из окна падают на него яркие, давно не виданные здесь лучи солнца.

Олег Смирнов НА ГОРНЫХ КРУЧАХ

В этой поездке мне, как говорится, повезло: едва прибыл в отряд, как на левом фланге произошли события, заставившие меня вскочить в «газик». И на заставу я приехал по горячим следам случившегося, они действительно еще не остыли.

Я, будто по волшебству помолодевший, отправился вместе с начальником заставы майором Чигриным на место происшествия. Анатолий Иванович невысок ростом, поджар, легок в шагу, и поспеть за ним непросто. Он идет впереди, не оборачиваясь, уверенный, что я не отстаю. Но где же мне тягаться с человеком, который исходил и излазил все эти горы вдоль и поперек! Когда я все-таки отстаю, майор это словно спиной чувствует, он останавливается, поджидает меня, нетерпеливо переминаясь. Я уже заметил: он энергичен, непоседлив, темпераментен.

Сперва мы идем по гребню хребта — шуршат сухие прошлогодние травы, среди которых зеленеют народившиеся в марте листки тюльпанов; пробудившиеся от зимней спячки черепахи выползают на дорогу, греются на солнце; фисташковая роща на склоне будто отара, отдельные деревья будто разбредшиеся овцы; горный воздух чист, незамутнен.

Затем мы осторожно спускаемся с камня на камень в горный проход. Здесь темно, прохладно, как-то тревожно. В скале зияет огромная дыра — смахивает на нору леопарда; меж камней мелькает и исчезает отогревшаяся на солнцепеке змея; камни плоские, голые, соскользнет нога — и полетишь в обрыв, на дно, косточек не соберешь. По этим карнизам ходят пограничники, по ним ходят и нарушители.

— Старая контрабандистская тропа, — говорит майор Чигрин.

Он показывает обложенные камнями ниши, где находились в тот памятный вечер пограничные наряды: один вверху, другой внизу, перекрывая тропу.