Поединок. Начало

— Я люблю многие. Тебе могу порекомендовать почитать Владимира Богомолова, Виктора Астафьева, Виктора Некрасова. Для продолжения. Если желание останется, то потом ещё подскажу что-то нормальное, а не пропагандистское.

— А про войну во Вьетнаме что-то читал?

— Конечно. «Вьетнамский кошмар» Брэда Брекка.

— Говно! Виктор, вообще-то книги и кино я тоже не люблю обсуждать. Знаешь, я не нахожу в них ничего похожего на свою службу. Всё как-то далеко, не задевает.

— Но у тебя, наверное, такая интересная служба! Неужели тебе не интересно читать книги про войну?

— Там, где я служу, там не про эти войны. Там будущие войны. И обсуждать что-то и с кем-то не получается. Опасно. Даже с теми офицерами с кем я каждый день работаю, и с ними мы ничего не обсуждаем. Только на официальных совещаниях. То, над чем я работаю, могу обсудить только со своим начальником. И если бы ты только знал, как это всё далеко от того, что пишут в книгах, особенно солдаты в своих мемуарах. У нас есть непререкаемое правило: закрыл сейф с документами и забыл всё, над чем весь день думал и работал.

— Мне казалось, что там у вас проблемы такого уровня, что над ними думаешь круглые сутки.

— Нет. С нами занимаются психологи, их сложно обмануть на тестах, а они у нас регулярные и систематические. Приходится действительно себя с самого начала приучить не думать за пределами штаба о служебных проблемах. Учат мысленно пользоваться выключателем. Мне эти правила очень нравятся. Приучил себя. Сейф закрыл и думаешь об инвестициях, о дочери и других делах. Но утром ты должен быть свеженьким, выбритым и готовым думать только о США.

— По нашим делам что-то надумал, пока там мои знакомые соображают?

— Есть существенное пожелание.

— Какое?

— Мне не нужна обналичка. Совсем. Мне нужна легализация дохода, полученного официальным путём, в России. То есть мне нужно, чтобы вся полученная с доходом сумма стала легальной.

— Не готов тебе ничего говорить. На первый взгляд так даже проще.

— Вот именно! В Россию приходят инвестиции, причём официальным путём, потом они возвращаются, но уже с прибылью. Вот и всё.

— Таким образом, получается, что все деньги легализуются.

— Да. Мне мои друзья сказали, что идея работать в России очень хорошая, хотя и рискованная. Там иностранные инвестиции вообще не защищены. Но доходы хорошие. Проблема в защите инвестиций.

— А как они у нас защищены?

— У нас есть честный суд. В России тоже есть суд, но он не работает. Точнее, он коррумпирован. Говорят, там министр может позвонить кое-куда, и суд примет любое решение по его желанию.

— Скорее всего, ты прав. Не знаю.

— Не переживай, Виктор. Мне мои друзья сказали, что если русские имеют здесь свои интересы, то это очень надёжно. Мы их и здесь можем достать через своё правосудие. Но лучше, когда они умные и сами хорошо соображают во всех этих вопросах. Американцев обижать опасно, наше правосудие может им навредить где угодно.

— Даже не верится.

— Вот мы с тобой ругаем наших либералов, а иногда многого не понимаем. Например, они сейчас у нас готовят новый закон, который обязывает иностранные финансовые организации отчитываться перед Службой внутренних доходов США о движении средств американских налогоплательщиков. Но и это не всё. Как только они этот закон протащат, то сразу же начнут переговоры со всеми странами о заключении межгосударственных соглашений, регулирующих трансграничное предоставление отчётности. Я специально поинтересовался и узнал, что Россия в этом списке — одна из первых стран.

— Не верится. Зачем России распространять у себя наше законодательство? В чём их интерес? Они там сами могут своих законов напринимать.

— Кто их там спрашивать будет? Скажут, и подпишут.

— По-моему, не стоит на это рассчитывать. Лучше предусмотреть худший вариант.

— Знаешь, что мои знакомые мне сказали?

— Что?

— У них прямо в Конституции написан примат международного договора. Примат — это когда их внутренние, муниципальные законы не должны противоречить международным обязательствам. Я сам не знал такого. Но народ проголосовал за эту их Конституцию.

Мне резануло слух, что он назвал российские законы словом «муниципальные». Я хорошо понял Рона. Это не бравада «янки», это не ковбойство, это не обзывательство. Это точная характеристика того, как он видит Россию. Одно лишь слово, но оно раскрывает для меня многое. Отлично!

— Здорово наши придумали. Когда будет этот закон?

— Не знаю. У него много противников. Там есть серьёзные игроки. Поэтому, конечно, мы его ждать не станем. Надо будет с русскими самим разбираться.

После нашей встречи я детально прослушал наш разговор, стараясь быть очень критичным, но остался при мнении, что это ничья. То есть хороший результат. Почему? Самым главным в этой встрече было не завалить диалог. Задачу выполнил.

Через неделю я сам приехал к Рону в Вашингтон. Заранее созвонились и договорились.