Поединок с собой

Франсуа долго рассматривал свое лицо в тусклом свете лампочки из-за ширмы. Лицо было смуглое, с крупными, правильными, чуть грубоватыми чертами.

— Это хорошее лицо. Спасибо. — Он отдал зеркало Альберу и лег, подставив голову ловким рукам Мишеля.

Профессор Лоран тяжело опустился в кресло. Он задыхался.

— Что с вами? — Альбер тревожно глядел на него.

— Ничего. Теперь уже скоро, — тихо сказал профессор Лоран, силясь улыбнуться. — Через неделю можно будет демонстрировать Мишеля и Франсуа. Потом я лягу в клинику… если вы обещаете… — Он вдруг замолчал и начал неловко сползать набок, полулежа в кресле.

— Мишель! — вскрикнул Альбер.

Мишель быстро подошел, взглянул на профессора и кинулся за шприцем.

Профессор Лоран вскоре открыл глаза, но был слишком слаб, чтоб говорить. Мишель и Альбер перенесли его на кушетку, укрыли пледом. Альбер отдернул темные шторы, в окно хлынул веселый солнечный свет, и стало страшно смотреть на лицо профессора Лорана — синее, осунувшееся, с запавшими глазами.

— Что с ним, Мишель? — шепотом спросил Альбер, подойдя к столику, где Мишель снова кипятил шприц.

По белому, безжизненно правильному лицу Мишеля скользнула горькая гримаса.

— Я ведь предупреждал профессора. — Мишель покачал головой. — Эта операция была ему не по силам. Он не должен был…

— Что же теперь делать? — прервал его Альбер. — Вы сможете хотя бы вывести его из этого состояния?

— Постараюсь, — сказал Мишель, наполняя шприц.

— А может, вызвать врача? — спросил Альбер. — Профессора можно снести вниз, там его и осмотрят.

— Запрещаю, — тихо, но внятно проговорил профессор Лоран. — Категорически запрещаю, слышите?

Альбер в отчаянии развел руками. Мишель, держа шприц, неодобрительно глядел на профессора.

— Вы напрасно отказываетесь, — сказал он. — Возможно, существуют другие, более эффективные методы лечения, которых я не знаю. Наконец, консилиум…

— Консилиум? С тобой? — бледно усмехнулся профессор Лоран.

Альбер с изумлением увидел, что Мишель вздрогнул и прикусил губы. Похоже было, что слова профессора задели его. Однако Мишель ничего не сказал. Он молча проделал вливание и ушел к своему столику.

Профессору Лорану стало немного лучше, но он был все еще очень бледен и еле шевелился. Альбер подложил ему под голову вторую подушку, отодвинул белые шторы, и воздух, свежий и чистый после утреннего сильного дождя, свободно входил в комнату.

— Обморок — это смерть в миниатюре, — тихо проговорил профессор Лоран. — Наверное, поэтому так трудно снова приходить в сознание. Нестерпимо режет глаза даже слабый свет, и тело кажется таким тяжелым, словно на тебя могильную плиту навалили. Любопытно все же… — Он вдруг замолчал, прислушался, глаза у него стали тревожными. — Дюкло, мы совсем забыли о Поле и Пьере. Разве они еще не просыпались?

Поль и Пьер, обнявшись, лежали на кушетке. Глаза их были закрыты, но поза казалась слишком напряженной для спящих. Альбер осторожно тронул Поля за плечо, тот слегка вздрогнул, но не открыл глаза.

— Поль, что с тобой? — тихо спросил Альбер. — Ты плохо себя чувствуешь?

Поль высвободил руку из-под головы Пьера и сел. Лицо его было покрыто красными пятнами.

— Вы не смеете нас трогать, — своим скрипучим, странным голосом проговорил он. — Нас с Пьером. Мы не хотим, чтоб нас трогали. Он не хочет другое лицо. Оставьте нас в покое, мы ничего не хотим, только не трогайте нас. Мы хотим быть вместе, мы с Пьером!

У Альбера защемило сердце: вот ведь несчастное существо этот Поль! Он сказал, стараясь придать своему тону как можно больше убедительности:

— Напрасно ты так волнуешься, Поль. Никто не будет трогать ни тебя, ни Пьера, поверь мне. Профессор не хочет тебя переделывать. Да он и не может, он болен, он скоро уедет лечиться.

— Он не болен, — возразил Поль, — он переделывал Франсуа.

— Он очень устал, когда переделывал Франсуа, и заболел. Ты же знаешь, что он и раньше был болен. А теперь ему совсем плохо.

— Не надо было трогать Франсуа, — сказал Поль.

— Франсуа сам хотел, чтоб его переделали. Он очень рад. Он теперь будет говорить, и у него красивое, хорошее лицо. Завтра он будет совсем здоров.

— Пьер не хочет говорить, и ему не надо красивого лица, — упрямо повторил Поль. — Правда, Пьер, ты не хочешь, чтоб тебя трогали?

Пьер сидел на кушетке, растопырив темные неуклюжие руки, кивал головой и одобрительно мычал.

— Никто вас не собирается трогать, — сказал Альбер.

— А Мишель? — спросил Поль.

И Альбер удивился тому, какая ярость сверкнула в его мутноватых маленьких глазах.

— Мишель тоже не будет вас трогать. Да он и не умеет сам делать операции.

— Мишель все умеет, — недоверчиво проскрипел Поль. — Мишель меня не любит. Но я не дам себя переделывать и Пьера тоже не дам.

— Хорошо, хорошо, — уже нетерпеливо сказал Альбер. — Какой ты упрямый, Поль! И почему ты мне не веришь, разве я тебя когда-нибудь обманул?

— Я никому не верю, — сказал Поль, опустив голову. — Меня никто не любит, только один Пьер. Вот ему я верю, а больше никому…

— Как хочешь. — Альбер пожал плечами. — Только я никого никогда не обманывал, ты это запомни. Я не люблю врать.