Раймон вдруг проснулся среди ночи. С ним это случалось очень редко. Вся комната была перечерчена голубовато-белыми квадратами лунного света и черными тенями решеток и рам. Раймон лежал с открытыми глазами, стараясь понять, что же его разбудило. Вдруг он услышал шепот за ширмой профессора. Шепот доносился явственно: Раймон лежал неподалеку.
— Я не буду откладывать демонстрацию, не говори глупостей, Мишель! — говорил профессор Лоран.
— Если вы считаете, что у вас хватит сил на демонстрацию, то оперировать меня вы наверняка сможете, — настойчиво шептал Мишель. — Сидя. Я буду лежать на полу, на кушетке, где хотите. И ведь это проще, чем с Франсуа. Не надо менять голос, только лицо.
— Я не понимаю, что на тебя нашло. Ты же всегда был доволен своим лицом.
— Я ошибался. Теперь я понял.
— Ты позавидовал Франсуа?
Мишель молчал. Потом он с усилием сказал:
— Почему вы утверждали, что я вечен? Это ведь неправда?
— Нет, правда. Тебя можно подновлять если не вечно, то очень долго.
— А кто будет подновлять? Разве вы сами — вечны?
— Другой, кто меня заместит, — после паузы сказал профессор Лоран. — Потом тот, кто заместит его.
Опять наступило долгое молчание.
— Но лицо они мне не переделают.
— Почему же? Пластические операции в хирургии разработаны блестяще.
— Они не захотят… Они будут меня демонстрировать так, с этим лицом-маской. А разве я не человек? Я бы доказал им…
— Ты думаешь, что я скоро умру? — спокойно спросил профессор Лоран. — Скажи правду, мне нужно знать.
Раймон похолодел, услышав четкий шепот Мишеля:
— Да, это возможно. Слишком вы истощены. Или во всяком случае вы долго проболеете, будете лежать в клинике… А я…
— Понятно… — прошептал профессор Лоран. — Все-таки, Мишель, объясни: зачем тебе другое лицо?
— Я хочу быть самостоятельным. Если у меня будет нормальное лицо, я смогу ходить по улицам, говорить с людьми, и никто не догадается, что я не как все.
— Мишель, ты же не знаешь жизни. Она очень сложна и трудна. Дело не только в лице. Тебя будут принимать за сумасшедшего: ведь ты не знаешь самых простых вещей, которые знает даже маленький ребенок.
— Я подготовлюсь. Я буду читать разные книги. Буду беседовать с вашими помощниками, ведь они знают жизнь. Сделайте мне лицо, прошу вас, очень прошу! Как мне просить вас? Стать на колени?
— Это ты в книге прочел, что становятся на колени?
— Да, мне Жозеф дает книги. Он хочет, чтобы я развивался.
Раймона пробрала нервная дрожь, он натянул одеяло на голову и некоторое время не слушал разговора. Потом он высунулся из-под одеяла и снова увидел бело-голубые и черные квадраты и кресты на полу и услышал шепот за ширмой.
— А если я умру, не докончив операции?
— Я сделаю все, чтоб этого не случилось.
Профессор Лоран долго молчал. Потом сказал:
— Иди спать, Мишель! Я постараюсь выполнить твою просьбу… Черт возьми, это ты тоже в книгах научился — целовать руки?
— Не знаю… кажется, нет…
— Иди спать. Я очень устал…
Альбер был потрясен. На побледневшем лице его четко проступили веснушки, он отчаянным жестом взъерошил волосы и проговорил, глядя в пространство:
— Он его убьет! Мишель его просто убьет! Это ужасно! Что же делать?
— Надо, по-моему, отговорить профессора от операции. Он и в самом деле не выдержит. Уж очень слаб, — сказал Раймон. — Потом, надо пригласить хорошего врача. Что этот Мишель понимает, в конце-то концов, какой у него опыт!
— Да я предлагал, — в отчаянии сказал Альбер. — Профессор категорически отказался.
— Я все же попробую, — сказал Раймон.
Профессор Лоран снова отказался.
— Пока не надо. Если Мишель в ближайшие два-три дня ничего не добьется, тогда…
Раймон недоумевающе пожал плечами.
— Разве можно в вашем состоянии экспериментировать над собой? — спросил он. — Почему не посоветоваться с опытным, знающим человеком? Разве Мишель…
— Бросьте, Жозеф, — нетерпеливо прервал его профессор Лоран. — Мишель знает, что со мной, а постороннему человеку этого не объяснишь. В этом вся штука. И, вдобавок, этот врач кому-нибудь расскажет, какой интересный случай ему попался, кто-нибудь заинтересуется, начнет соображать, докапываться, и тогда…
— Но если с вами что-нибудь случится?..
— Вот Мишель уверен, что ему удастся поставить меня на ноги.
Мишель, сосредоточенный и хмурый, утвердительно кивнул.
— А знаете, что мне пришло в голову? — сказал Раймон, когда они завтракали на кухне. — Этот Мишель, он пока нарочно не пускал в ход все известные ему средства. Он ведь хотел доказать профессору, что нужно лечиться, что в лаборатории оставаться нельзя. А теперь у него совсем другие намерения. Вот посмо́трите, он в лепешку расшибется, чтобы поднять профессора на ноги.