Поединок с судьбой

Да уж, мысли о скором поступлении в нашу, единственную в королевстве, хотя, это я сильно хватил, на весь Лаор — таких заведений не больше пяти, магическую академию, не давали мне покоя. Но совсем не в том смысле, как это предполагал отец. Он, наверное, считал, что я как нормальный двенадцатилетний пацан, буду переживать об отсутствии родного дома и привычной атмосферы. Только я уже давно не был тем Этьеном, которого они привезли из поместья семь лет назад. Мои родные братья и сестра, что наслаждались сельской жизнью на берегу в меру тёплого, особенно в эту пору, галлийского моря, скорее всего, так и отреагировали бы на предложение провести десять лет за закрытыми дверями почти на казарменном положении. Насколько я слышал, первые шесть курсов — наружу выпускают раз в месяц, и только в сопровождении родителей или родственников. Но, прожив семь лет в столице, и не просто в столице, а на улице «Складской», которая вполне обоснованно считалась хозяйским закоулком дворца, быть ребёнком перестаёшь очень быстро. Дети благородных фамилий нуждаются в сверстниках не меньше, чем дети торговцев рыбой, крестьян или ремесленников. Отыскать в нужном количестве ребятишек благородной крови подходящего возраста не так уж просто. Поэтому, в «детский садок», где плавают «рыбы-солнца с коронами на головах» и прочие, с родословной пожиже, запускают и мелкую рыбёшку. Конечно, кто угодно туда не попадёт. В детский дворик вхожи лишь те, кто большую часть времени проводит во дворце. И не столь важно, это стражник, гвардеец, кухарка или палач. На детях до шести лет это не написано. С нынешним старшим высочеством, он же благородный Кристиан, он же наследник престола, мы успели и песка наесться, пока матроны обсуждали достоинства и недостатки гвардейцев, и не единожды лопатками друг другу по уху засветить. Впрочем, объединяться и гонять остальных, нам нравилось куда больше. До сих пор Кристи, когда встречаемся во дворце, улыбается и пытается вытащить меня на охоту. Как же я его понимаю! Нет более занудного занятия, чем наблюдать, как скопище благородных лордов и метресс пытается затмить друг друга количеством драгоценностей и изяществом распоследних мод на охотничьи костюмы. Поскольку его величество Антоний, как король и хозяин охотничьих угодий, может позволить себе лично определять правила, то, сразу после пышного выезда и общего представления, он уединяется в своём шатре с горсткой особо приближённых и, большую часть времени, отсиживается там. А вот Кристиану достаётся вся церемониальная часть. В тот единственный раз, когда он таки затащил меня на охоту, меня вырядили пажом (а кем бы ещё я, при нём, мог быть), и я три часа выслушивал однообразные неискренние комплименты в честь принца и его отца. Запечённая кабанья нога, до которой мы, всё же, добрались, была слабым утешением за такой «подвиг лояльности». Надо ли добавлять, что ни мне, ни ему не дали хотя бы выстрелить по зверю из арбалета, куда уж там носиться по лесу с охотничьим копьём. Самый забавный эффект от этой попытки совместного времяпровождения с принцем, вылился в начавший проявляться ко мне интерес со стороны разнообразных юных особ противоположного пола, хотя я и был для них «мелковат». Но сам факт присутствия на охоте в чине личного пажа Его Высочества, во-первых, однозначно указывал на моё дворянское происхождение, а во-вторых, на теоретические перспективы возвышения в будущем. Как по мне, идеи бредовые — дальше некуда, воспоминания о совместных часах в песочнице вряд ли могут привести к серьёзному карьерному взлёту. Но это, если можно так выразиться, позитивная часть (с серьёзной натяжкой). В детстве, проведённом на Складской улице, есть и другая сторона — специфическая. Как только минули шестые именины, счастливое взаимопонимание под присмотром матрон сменилось школой, где всем чётко, жёстко, иногда жестоко давали понять, кто с кем ровня, и кто кому собеседник. Это в далёкой взрослой жизни неуловимая ночная стража наводила ужас на бандитов и предателей короны, а здесь, в «золотой клетке», как именовали дворцовую школу, все прекрасно знали, кто, где и кем работает, на кого служит, и чем занимается. Дети — плохие шпионы, и, со временем, выбалтывают друг другу все секреты, попавшиеся на глаза. Конечно, им за это достаётся. И, по прошествии некоторого времени, они учатся держать рот закрытым, глаза распахнутыми, а уши растопыренными. Но, это понимание приходит, увы, не сразу. Как же много занимательных тайн и секретов я узнал от своих одноклассников. Печальнее всего было узнать некоторые личные подробности, которые папа и мама не спешили мне открывать. Внук начальника «незримой стражи», как именовалась ночная стража в документах, как-то похвастался, что имеет одиннадцать братьев и сестёр, но тут, в «клетке», он один, и, в отличие от меня, точно знает, почему так. И на мой вопрос «и почему же?» — я узнал о своей семье много нового. Оказывается, папа и мама активно занимались селекцией, советовались со всеведующими колдунами и астрологами, употребляли магические декокты, чтоб заиметь наследника, способного поступить в магическую академию. И, когда их эксперимент, на четвёртый раз, всё же, завершился успехом, (два мои брата и сестра не выделялись врождённым талантом), они тут же заключили предварительную сделку. Суть её сводилась к тому, что королевская канцелярия оплатит моё обучение в академии магов, а я, по завершении, стану коронным дознавателем. И уже официально буду числиться клинком короля, а не пребывать в этом статусе тайно, как это происходит с отцом. Сейчас я понимаю, что ничего страшного в подобном расчёте не было, но тогда мир перевернулся и с размаху треснул по неокрепшему разуму. Ощущать себя призовым щенком, выбранным из выводка за экстерьер и хороший нюх, было как-то не по себе. Тогда и зародились первые сомнения в непогрешимости предначертанного пути. Знакомство с другим одноклассником добавило пепла в чашу сомнений на весах выбора. Дружбу разрешалось заводить лишь с теми, кто подходил по рангу и должности родителей. Так вышло, что моими невольными приятелями стали дети офицеров незримой стражи и кольца хранителей, как их ещё называли — постельничих, личных телохранителей короля. Как ни странно, в эту когорту вписывался сын палача. Наверное, тот «умник», что разработал подобное ранжирование, надеялся, что, в будущем, нам будет проще находить точки соприкосновения в профессиональных вопросах. Не знаю, может у кого-то так и произошло. У меня же, сдружиться с детьми тайных и явных воителей не вышло, наверное, потому, что отец, ещё в первый год моего пребывания во дворце, сумел донести до моего нежного сознания пагубность рассказов о том, что я вижу или слышу дома. Даже в условиях закрытой от мира «золотой клетки», эта информация не принесла бы мне аплодисментов, а вот пинков — запросто. Придумывать же героические истории о родных я не умел, и не стремился научиться. В итоге, единственный одноклассник, с которым у меня было о чём помолчать, был сыном палача. По понятным причинам, он тоже не слишком распространялся о подвигах своего папы. Дети, познающие мир, не видят разницы между злом и добром, пока оно не касается их самих. Энтони, мой единственный друг, если не считать Кристиана (принцу повезло, он мог дружить с кем угодно), так вот, мой единственный друг обожал таскать меня с собой в сомнительные места. Не раз и не два, на ночных улицах Кайнтала, нас ловили городские стражники. Два прилично одетых, шкодливых пацана, пробирались куда угодно. В надвратные башни, посмотреть «как оно крутится и как ворота поднимаются», в шлюзовые катакомбы, где колдуны и стражники хранили резервный запас воды для города и осадного рва, на кладбище. Энтони кладбище особо выделял, частенько доводилось там бывать. В итоге, местный лум, присматривающий за порядком среди погребений, в очередной раз выловив нарушителей и убедившись в отсутствии корыстных мотивов и проявлений вандализма, лично провожал нас к отцу Энтони и сдавал с рук на руки. Со стражниками всё выходило скорее забавно, чем поучительно. Как только нас ловили, моему товарищу было достаточно вытащить кулон с тонкой плиткой чёрного мрамора, на которой красовался серебряный череп, и нас доставляли в «дежурку», где писали жалобу, и, опять же, возвращали родителю Энтони. У меня подобного кулона не было, и быть не могло. Всё же, отец был «тайным клинком», а мать в «придворной иерархии» ценилась не намного выше шеф-повара. Свою будущую судьбу я представлял себе не только в красках, но и с соответствующими запахами. Что мне предстоит делать в качестве королевского дознавателя, достаточно подробно и ярко рассказали одноклассники, родители которых либо сами занимались сыском, либо присутствовали на допросах. А каково оно на запах, я ощутил, побывав в пыточной сразу по завершении её прямого использования. Инициатором вылазки был, как всегда, Энтони. Очень ему хотелось произвести впечатление на одного зазнайку, который утверждал, что может отличить кровь покойника от крови живого человека. На практике — дар редкостный, если человек не был магически обучен. Помню, мне тогда крепко досталось от матери. Слава богу, отец был где-то на задании, иначе я рисковал, какое-то время, учиться стоя. Мы, до позднего времени, сидели в засаде возле пыточной, и, как только её покинул палач с дознавателями, а служки вынесли несколько мешков с телами, мы отважились на кражу со взломом. Как потом рассказал Энтони, отец ему лично вручил ключ от пыточной, чтоб сын принёс позабытые на рабочем столе документы, а после запамятовал, куда этот ключ дел. Заказал себе новый, а старый, вот, остался в нашем распоряжении.