Поединок со смертью

Боли, однако, по-прежнему пока не чувствовалось. И страха всё ещё не было. Был шок, но вполне осознаваемый мною. Не знаю, что меня спасало – самообладание или многолетняя привычка смотреть на себя со стороны, беспристрасно и холодно анализируя свои поступки и всё, что со мной происходит. Мне даже казалось, что если бы моё тело вдруг оказалось в состоянии, несовместимом с жизнью, я не сразу бы сильно испугалась или огорчилась – я всё же начала бы с интересом себя изучать и мысленно проигрывать все допустимые, а также – не очень, ситуации собственного спасения.

В раннем детстве мне часто снились кошмары – погони, преследования вооружёнными людьми. И во всех таких ситуациях у меня от страха бешено колотилось сердце и даже отказывали ноги. Просыпаясь, я с ужасом думала о том, что так недолго и умереть во время такого вот кошмара прямо во сне.

Возможно, думая об этих снах, я подсознательно вырабатывала в себе реакцию на небоязнь опасности, на овладение чувством страха. Этот постоянный тренинг во сне, не исключено, и помог мне стать, как говорят психологи, в конце концов, норадреналиновым типом. Адреналин даёт силы, в случае опасности, убежать от неё, а норадреналин – противостоять и защищаться.

Я – очевидно, норадреналиновый тип, природа обо мне, в этом смысле, хорошо позаботилась. А это значит – близкая опасность, ясное осознание угрозы только бодрят меня, удваивают, утраивают мои силы. Страх, жуткий, липкий, приходит потом, когда начинаешь обо всём произошедшем думать уже в спокойном состоянии. Пока же резкий выброс гормона в кровь мгновенно мобилизует все силовые резервы и, на время, полностью купирует всякий страх. Так было и на этот раз, хотя в подобную переделку я попала впервые.

Я бегло осмотрела себя с тыла и обнаружила, что это по моей левой ноге течёт кровь, и довольно быстро. И на полу уже её полно. Рваная рана на бедре, достаточно высоко, у самого сустава. Наверное, при падении я буквально присела на какой-то острый предмет – типа дверного крючка. Разглядеть рану, как я ни изворачивалась, как следует никак не получалось, на ощупь она была рваной, сантиметров пять в диаметре, а по тому, как уплотнилась вокруг неё ткань, можно было догадаться, что она достаточно глубока.

Мои руки были в липкой, пугающего яркого цвета абсолютной живой субстанции. Такой алой крови, да ещё в таком струящемся обилии я никогда не видела! Моё раннее спортивное детство дало опыт избегания случайных травм, я, занимаясь гимнастикой, падала часто, но всегда ловко – отделываясь лишь ушибами там, где, в подобной ситуации, у других детей обычно бывали переломы.

Когда-то в детстве у меня был сильный порез, правда, один-единственный; помню, как мне на ногу, кстати, почти на том же месте, где сейчас рана, вылили бутыль какой-то шипящей жидкости. А потом моя волшебная прабабка что-то долго шептала, низко наклонившись над раной, и я… проваливалась в странный, звенящий сон. Когда же я пришла в себя, кровь уже была остановлена, а на ноге красовалась вполне героическая тугая повязка. На две недели я оказалась прикованной к постели. Больше за всю мою жизнь ничего подобного со мной не случалось…

У меня в сумке был флакончик зеленки и пачка бумажных салфеток. Я стала поливать салфетки зелёнкой и прикладывать их к ране, да всё, однако, без толку – мокрая, липкая бумага тут же расползалась в клочья. Вскоре осталось всего две салфетки, а зелёнки – чуть на донышке, но кровь всё ещё продолжала активно течь. Мне стало как-то совсем не по себе. Кроме того, в рану могла попасть инфекция, там, в сарае, столько грязи…

Я слегка заволновалась.

Приложив последние салфетки, я, крепко прижимая рану рукой, прихватила наволочку и простыню, которые, с прошлого года ещё, прикрытые старым платком, а потому чистенькие, висели на спинке кровати – на приезд, и вышла во двор. В доме оставаться нельзя, я это понимала. В любой момент я могу потерять сознание. И, не исключено, ещё что-нибудь обрушится. Здесь же меня, по крайней мере, увидят, в случае чего. Я разорвала наволочку и простыню на жгуты, но прежде всё же решила провести хоть какую-то обработку раны, ведь зелёнка, так бездарно мною изведённая, уже закончилась. Собрала горсть листьев подорожника, благо, кустики росли прямо у крыльца, и стала прикладывать, по три сразу, к ране, время от времени меняя испачканные в крови листья. Самочувствие моё было вполне приличным, кровь почти не текла, и я уже подумывала – не пойти ли повыдергать траву под грядку, а то вечером не сильно поработаешь – мошка на смерть сожрёт.

Я выпрямилась и с усилием напрягла затекшие мышцы. И тут случилось то, на что я совершенно не рассчитывала. Минут через пару кровь хлынула из раны буквально рекой.

Господи, что же я делаю? Подорожник вытягивал, как ему и положено, а не останавливал кровь.