Поединок. Выпуск 15

Адвокат меня успокоил, сказав, что ничего особенного Леньке не грозит, ведь он сам сразу же явился в милицию с чистосердечным признанием и отдал отнятые у девочки часы. Да к тому же суд не может не учесть то обстоятельство, что он несовершеннолетний. Если же я признаюсь, что была соучастницей этой проделки, то она может уже выглядеть как групповое ограбление. А групповое ограбление — отягчающее вину обстоятельство. Все предвещало сравнительно благополучный исход. Леньку до суда даже не взяли под стражу. И судья на процессе мне понравился. Вызывал доверие и своей вдумчивой внимательностью, с которой он качал головой во время выступления адвоката, как бы соглашаясь с ним, и своей добродушной полнотой. Однако решение суда было неожиданным, как гром среди ясного неба: три года в колонии для несовершеннолетних за вооруженное ограбление.

Леньку взяли под стражу. Я не могла смотреть, как рыдала его мать. Ирония судьбы! Вот как, оказывается, я «отомстила» своей матери, даже не подозревавшей о том, отчего так жестоко пострадал Ленька. И я, и мать, и отчим — все мы благополучно остались в стороне, а Леньке, не имеющему никакого отношения к нашей семейной ссоре, предстояла тюряга за ста замками.

Теперь я вас спрашиваю, было ли сердце у этого добродушного судьи, или его не было вовсе? Ведь не Ленька, а он совершил преступление, осудив ни в чем не виноватого парня на такой срок.

У нас почему-то считается, что, если вор грабанул квартиру или нанес человеку ножевую рану, — это преступление, за это полагается тюрьма. А если ограбили мальчишку, отняв у него не вещички, а лучшие годы его юности, если ранили его побольнее, чем можно ранить ножом (ведь такие раны заживают куда медленней, чем ножевые, да и заживают ли вообще — вот вопрос), почему-то считается, что это не тягчайшее преступление, за которое виновный должен нести судебную ответственность, не покушение на человеческую жизнь, что в нашем государстве должна быть ценнее всего, а всего лишь судебная ошибка, и то в том случае, если решение суда будет признано ошибочным.

Последнее время в центральных газетах я читаю статьи о людях, осужденных на разные сроки. Вся вина этих людей заключалась только в том, что они боролись за правду. С ними просто свели счеты. Учинили бесстыдную расправу. Причем учинили расправу, пользуясь своей властью. Верней, не своею, а нагло присвоенной, украденной у государства. Какое же наказание они понесли за это воровство? Что-то я не читала в этих гневно-справедливых статьях, чтоб должностные лица, виновные в этих преступлениях, предстали перед судом и понесли суровое наказание. В лучшем случае они отделываются выговорами или снятием с работы. Даже тогда, когда судьи, народные заседатели приговаривают невинных людей к смертной казни.

Хорошо, что сейчас можно обо всем этом говорить. Время настало. Вам, видимо, не раз встречался в литературе образ богача, миллионера, который год за годом проматывал свое огромное состояние. И наконец, остался без копейки. Сперва ему давали в долг. Долго давали. А потом перестали давать. Все. Точка. Проси не проси, больше ни копейки. Хоть в долговую яму.

Так вот, нам История сейчас предъявила счет за все годы мотовства и беспечности.

Хочешь не хочешь, а платить по счету надо. Больше отсрочек не будет.

Мы сейчас боремся за правду. И это замечательно! Но ведь правду надо подтверждать делами, а иначе она может стать ложью.

О чем я? Вот о чем: через три года Ленька был освобожден. Но он так и не смог найти себе место в обычной жизни. Обычной жизнью стала для него та, казалось бы, противоестественная жизнь с дружками и лагерными нравами. А нормальная жизнь стала для него чужой, противоестественной.

Вот какое грустное письмо я написала Вам в день своего рождения.

Но другого письма у меня бы не получилось.

Ваша Таня, Маня или Люба».

— Да… С этой девчонкой не соскучишься! — задумчиво сказал я, прочитав письмо. — Девчонка гибнет. Парень гибнет. А универмаг ограблен на полторы сотни тысяч!

— Вот какая штука, понимаешь, — хмуро произнес Степан. — Все сходится — один к одному. Леонид — уголовник, рецидивист. Она сама мне об этом пишет. Пишет, конечно, не зная, что твой брат видел, как этот самый Леонид дарил ей часы из ограбленного универмага. Если бы она знала, что нам известно о подаренных ей ворованных часах, она бы никогда не дала нам в руки такого досье на своего дружка.

— Тихо-спокойно! Я предлагаю другой вариант! — закричал мой брат. Его явно прорвало. — Я начал расследование, и я его закончу! Я знаю дом, где живет Леонид, знаю подъезд. Номер квартиры узнать проще простого. Надеваю парик, темные очки, наклеиваю усы и бороду и проникаю в его квартиру как слесарь-сантехник! Гениально!

И дальше он понес такую ахинею, что мне пришлось его прервать. В такие минуты мне становится жалко брата.

— Лева, — сказал я, — ты очень умный. Даже, может быть, гениальный человек. Но ты настолько умный, что переутомляешься от большого количества ума и, чтобы отдохнуть от него, делаешься полным дураком.