Поединок. Выпуск 15

— Благодарю, вопросов не имею, — прокурор продолжал улыбаться. Только улыбочка помогала ему держаться в последние годы, когда покатился с горы, наворачиваясь на себя и чудовищно умножаясь, ком «руководящих» дел, и когда всем стало ясно, чего стоил прежде управляемый сверху закон, и когда становилось все несомненнее, что сжимающий нити кулак не собирается разжиматься. С оптимистической улыбкой всю свою карьеру ждал он очистительного грома, который заставит, наконец, мужика перекреститься, но вот над каждым громыхало, считай, беспрерывно, и каждый продолжал свое. А прокурор на раскаты улыбался еще упорнее, чтобы не впасть в пессимизм..

— Адвокат? — сказал судья.

Блеснули в пыльном солнце и уперлись в Назара необычайно красивые, в какой-то искристой оправе иностранные очки. Солнце дымилось в них, скрывая глаза, и, когда адвокатесса поправила волосы, в ухе радужно полыхнул бриллиантик Богатый адвокат — хороший адвокат, и у Назара на минуту сжало сердце.

— Только один вопрос, — сказала адвокатесса. — Вы когда-нибудь обследовались у психиатра?

— К делу не относится, — сказал судья. — Есть другие вопросы?

Кивнула отрицательно: блеск метнулся по дужке и кончился радужной искрой. Главное, свидетель понял смысл вопроса — вон как вцепился в трибунку, пальцы белые.

— Что ж, — судья посмотрел на часы, — Подсудимый, ваши вопросы.

Бывшее первое лицо поднялось со скамьи достаточно скоро, чтобы не оскорбить уважаемый суд, но и не слишком угодливо. За месяцы следствия оно освоилось с порядками. В глаза председателя лицо смотрело с Несомненной нежностью, однако же без подхалимажа, как бы видя в данном окружении единственного равного себе. Только усики седоватые — дерг, дерг…

— К свидетелю вопросов не имею!

— Объявляется перерыв, — сказал судья. — Уведите свидетеля.

Назар почувствовал близкий запах казармы и прикосновение к локтю, но только крепче вцепился в трибунку:

— Я должен сделать важное сообщение, гражданин судья! Я так долго ждал!

Судья с сомнением посмотрел на заседателя слева, на заседателя справа — оба кивнули.

— Говорите, свидетель, — позволил судья. И запах казармы исчез.

— Двадцать третьего… — Назар сглотнул, подавляя ненужно нахлынувшее волнение, — двадцать третьего ночью на моих глазах в камере повесили человека, который…

— В порядке справки! — блеснули изумительные очки, и судья кивнул, и адвокатесса сказала напористо: — Этапированный в качестве свидетеля осужденный директор ювелирного магазина покончил с собой, испытывая обострение бреда преследования, — вот копия заключения экспертизы. Находившийся с ним в камере данный свидетель, обнаруживший утром тело, пережил такое сильное душевное потрясение, что…

— Неправда, везде неправда! — сказал Назар с такой силой, что судья остановил мановением адвокатессу, а ему показал — продолжай. И Назар продолжал, ощущая прилив нарастающей злобы и радуясь, что может что-то еще ощущать: — Стыдно говорить такое, когда человек, пусть он делец, пусть ворюга и взяточник, но когда человек раз в жизни собирался правду сказать, а его за это замочили! И я везде писать, доказывать буду, и пускай меня самого замочат…

— Это и есть ваше важное сообщение? — перебил его судья.

— Нет, — остановился Назар, снова дух перевел. — Просто несчастный Георгий сказал: у этого вот все куплено, везде, где надо, его люди сидят, и никакой суд, даже из Москвы, ничего ему все равно не сделает. Очень переживал Георгий, что вы этого вот за деньги отмажете от высшей меры, а через пару лет другие судьи за другие деньги вообще его выпустят, и он хотел, Георгий, рассказать вам про его операции с золотом, чтобы…

— Суду известны эти операции, — сказал судья, жестом посадив на место привставшую было адвокатессу. — Что вы еще хотите сказать?

— Главное. Теперь хочу главное, — торопился Назар, чувствуя, что уходит милостиво ему отпущенное время этих незнакомых, но самых важных для него теперь людей. — Наше министерство очень большое, конечно, очень сильное было, но оно ничего не делало такого, о чем бы не знала Москва. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Не понимаю, — сухо сказал судья. — Попрошу вас короче.

— Зато я понимаю! — прокурор перестал наконец улыбаться. — Да уж пускай человек выговорится, Николай Александрович.

— Я хочу сказать только, что несправедливо приговаривать к расстрелу его одного… — Назар запинался, напрягал все силы, чтобы унять это чертово сердце, которое то в горле прыгало, то где-то в желудке. — Ведь кто-то выделял министерству деньги, сколько попросят, и этот кто-то точно знал, сколько денег вернется к нему лично, а другие приезжали с проверками, а уезжали с полными чемоданами, проститутки — я их всех по именам назову!

— Суду известны эти имена, — снова прокурор заулыбался, даже колыхнулся в добродушнейшем смешке, — да толку, свидетель, толку!

Очень предостерегающе судья звенел карандашиком по графину, но прокурор не унимался, весельчак: