Поединок. Выпуск 3

Дом Васильченко был аккуратный, деревянный, с небольшим палисадником. Он был совсем недавно и тщательно выкрашен. Так, как у моряков принято красить судовые корпуса: стены в несколько слоев покрывала светло-голубая корабельная краска, рамы и наличники были ровно обведены темной шаровой. Васильченко провел меня в угловую комнату.

— Располагайся. Все, что здесь, твое.

Ушел.

Комната была маленькая, уютная. Два окна выходили на море. Я пощупал стену — горячая. Значит, утром, перед выходом в море, Васильченко протопил печь. В комнате висел ковер, стояла металлическая кровать, деревянная тумбочка и стол. Пахло нагретым кирпичом.

Я разложил нехитрое имущество. На стол положил несколько книг, «Спидолу». В тумбочку спрятал все остальное — рубашку, куртку, брюки, туалетные принадлежности.

Посидел на кровати. Шумит прибой. Шумят сосны. Пахнет соснами.

Вернулся в большую комнату. Мне понравился этот дом.

— Поешь.

На столе стоял обед — жирная густая уха, жареное мясо с картошкой. Я стал есть, разглядывая вещи, которые были навалены на нескольких стульях перед Васильченко. Обед мне показался необычайно вкусным. Васильченко вздохнул. Покачал головой, стал серьезным.

— Во-первых, примешь у меня сейчас под расписку. Как вновь прибывший младший инспектор. Все имущество. От и до.

— Хорошо, — я составил тарелки, вынес их в кухню.

— Запомни — младший инспектор, подчиненный участковому, держит обычно отдельную точку побережья. Живут они врозь. Пока же, месяца на три, для других — ты должен быть со мной. Потому что новому человеку сразу я эту точку не доверю. Держи, — Васильченко стал по очереди перекладывать на стол вещи — фотоаппарат, щуп для сетей, планшет, карты районов промысла, нож, ТТ в кобуре.

— Это еще не все, — Васильченко протянул блокнот. — План твоих лекций.

— Лекций? Ты серьезно? — я полистал блокнот. «Борьба с хищническим отношением к природе», «Рыба — наше общее богатство», «А что сделал ты?». — Взялся ты за меня.

— А так лучше. Держи еще и форму. Шинель. Фуражка. Китель. Нагрудный знак. Втянешься — никто ничего не заподозрит. Пока ты все правильно сделал. Руку Кольке Гнатюку успел сломать.

— Сам напросился.

— Кого еще застал? У Зиброва был, конечно?

— Был. Парень он ничего. Только что-то не очень ловко распорядился насчет камеры хранения.

— Видишь, когда я заметил второй раз трюк Трефолева, я не думал, что зашло так далеко. Что у нас тут много лет сидит кто-то. Ну, подумал — спекулянты. Не больше. Возьмут пакет на другой день. Поэтому и Гену предупредил наспех. Что говорится, без должной накачки. Прошло минут сорок, а то и час. Потом я сам сообразил — может, все серьезней. Позвонил на заставу — сам назад. А Гена еще только собрался. Тут тоже сообразить трудно — будут этот пакет сразу брать, не будут. Ящик уже был пуст. Мы с Геной только полюбовались, какой он внутри.

— Интересно, заметил ли он вас с Зибровым. Если заметил — понятно, почему он выбрал другой вид передачи. Испугался, что Трефолев накрыт.

— Ну, во-первых, мы появились не как пожарная команда. Без сирены. А потом — если бы он заподозрил, что Трефолев накрыт, он вообще бы отказался от его услуг.

— Будем верить.

— Трефолев был завербован три года назад. Поэтому Сторожев решил обратить внимание на тех, кто приехал сюда на жительство примерно в это самое время.

— Наверное, таких немного?

— Сравнительно. Ты забыл, как меняется состав на траулерах.

— А почему тот, кто внедрился сюда надолго, обязательно будет действовать с такой хронологической точностью?

— Мы со Сторожевым думали об этом. Но надо же иметь какие-то ориентиры. И этот ориентир — трехлетний срок с того дня, как Трефолев повез первую передачу. Приблизительно в это время, три года назад, в поселок прибыло двенадцать человек. Перечислю всех по порядку. Прежде всего — двух самых подозрительных. Семенец Михаил Иванович.

— Капитан траулера, на котором Гнатюк?

— Он самый. Что-то в биографии он не дописал. Знаешь, как в колхозе. На путину всех берут. Тем более капитаном он оказался опытным. Дело знает. Потом Галиев, траловый мастер. Такой круглолицый, похожий на кота. С того же МРТ. Где только он не бывал. След теряется.

— Остальные?

— Перечислю всех по порядку. Барановский — траловый мастер. Истомин — моторист. Сотников — траловый мастер. Жена Сотникова — домохозяйка. Терехов Вячеслав Константинович — учитель рисования.

— То есть художник?

— Терехов и раньше здесь жил. Уроженец. Но уезжал. Теперь вернулся, преподает. Потом Прудкин — директор кинотеатра. Соловьева Маргарита — парикмахер.

— Рита? Симпатичная девушка.

— Очень симпатичная. Даже слишком. Хотя... понял. Ведь ты у нас сейчас прямо как с картинки. Чувствуется опытная рука. Потом два чернорабочих. Ильин и Варюшкин. Потом некто Голубев.

— Почему некто?

— Прописали его здесь, пожалели. Поработал два месяца в коптильном цехе — бросил. Тунеядствует, пьет. Работает, когда и где вздумается. Пришел, ушел. Подвизается на сезонной работе. Сейчас у Прудкина. Оба друг друга стоят.

— Почему? Тоже тунеядец?