Поединок. Выпуск 4

– Сожалею ли, что всё так получилось? Знаешь, люди ведь никогда не бывают настолько счастливы или несчастны, насколько это представляется им самим… – Фрэнк отозвался на вопрос Жака первым пришедшим на ум афоризмом. Высказывания, заимствованные у мудрецов прошлого, тем и хороши, что позволяют отмахнуться от собеседника, не ответив по существу.

– Паскаля цитируешь? – проявила образованность Люси. – Её безмятежно–глупое, красивое лицо, полускрытое широкими полями сомбреро, не выражало ничего. Ни единой мысли. Даже чужой. Люси и Глория в цветных бикини загорали подле своих мужей.

– Это не Паскаль, а Ларошфуко. Французский философ–острослов XVII века и, насколько мне известно, – усмехнулся Фрэнк, – дальний предок твоего супруга…

– Предок Жака? – изумилась Люси.

– Ну, как же, – заторопился Леспер–Медок, – право, что за память у тебя! Сколько можно рассказывать о тайной и трагической любви Франсуа де Ларошфуко к опальной герцогине де Шеврез!

– Господи! К тебе–то их роман какое имеет отношение? – продолжала неподдельно недоумевать Люси. О'Тул понял, что она впервые слышит фантастическую историю происхождения рода Леспер–Медоков. Генеалогическое древо коротышки Жака конечно же не имело герцогских ветвей и, скорей всего, было гладким, как телеграфный столб.

– Да что это мы, друзья, занялись моей скромной персоной?! Пошли лучше купаться, – засуетился Жак.

– Пошли. – Первой поднялась Глория и, оглянувшись на Фрэнка, посоветовала: – А ты лучше полежи. Пожарься на солнце. Ты же после гриппа, родной.

Никаким гриппом О'Тул не болел. Но его жена прекрасно знала, что с памятной октябрьской ночи прошлого года он не мог преодолеть в себе острую неприязнь к рекам. Будь то чилийская Мапочо или аргентинская Парана. Глория знала от него в подробностях, что произошло 11 октября 1973 года в Сантьяго Тогда на набережной он ждал резидента ЦРУ в Чили Дика Маккензи. И как только Фрэнку не пришло в голову, что это была ловушка? Поздний час. Тусклый свет редких фонарей. Безлюдье. Облокотившись о парапет, он курил, вновь и вновь повторяя про себя телеграмму, полученную от Гло из Панама–сити: «Долетела благополучно. Жду. Целую. Твоя Глория». Боли Фрэнк не почувствовал. Почти мгновенно – после удара ножом в спину – он потерял сознание. Почувствовал только – и навсегда запомнил – горький запах табака шершавой ладони, плотно зажавшей ему рот. («Удар был бы смертелен, если бы, на ваше счастье, лезвие не прошло буквально в миллиметре от аорты», – говорил позже доктор.) «Труп» О'Тула сбросили в реку. Фрэнк, придя в себя, превозмогая боль, собрал остатки сил, всю свою волю и вынырнул на поверхность – в едкий туман, клубившийся над стремниной…

С реки донесся веселый смех Глории. Она шлепала ладонями по воде – брызги летели Жаку в лицо. А тот хохотал и закрывался рукой. Люси, стоя на берегу, рассеянно отжимала намокшие темно–каштановые волосы и улыбалась чему–то своему.

Примерно в миле вверх по течению показалась стройная яхта, видимо только что отошедшая от причала. Она дополняла собой мирный, идиллический пейзаж Эль–Тигре – «аргентинской Венеции». Тем неожиданнее прозвучал громовой взрыв, разломивший надвое яхту и взметнувший в небо обломки. Место катастрофы окутал густой черный дым.

Фрэнсис О'Тул, как был в одних плавках, прихватив лишь бумажник с корреспондентским удостоверением, бросился по берегу к речному порту. Туда отовсюду сбегались люди. Послышался вой полицейской сирены. В порту собралось уже полным–полно зевак. Продираясь сквозь разгоряченную гудевшую толпу, О'Тул столкнулся нос к носу с Брайаном Клуни, корреспондентом агентства Рейтер в Буэнос–Айресе.

– Что случилось, Брайан? Чья это яхта?

– «Оливия» принадлежит комиссару полиции… Принадлежала, – поправился Клуни. – Вместе с комиссаром на яхте находилась его любовница. Сведения, старик, достоверные – из портового офиса.

– Кто же их так? «Монтонерос», что ли?

– Возможно. Или кто другой из ультралевых. Ну, извини, Фрэнк, пойду одеваться: надо отправить телеграмму в Лондон – сенсация!

О'Тул тоже спешил дать материал, хотя, конечно, что за газета «Буэнос–Айрес дейли»! Он вернулся к незатейливому биваку, где остались Глория и их канадские приятели. Леспер–Медок беззаботно раскладывал вместе с Люси наполеоновский пасьянс.

– Что произошло, Фрэнк? – с тревогой спросила Глория. – Несчастный случай? Или опять вылазка правых?

– На этот раз – леваков. Убит комиссар Виньяр…

Жак присвистнул, не отрываясь от карт.

– А тебе детали совсем неинтересны, Жак? – полюбопытствовал О'Тул.

– Отчего же. Очень интересны. Вот ты и расскажешь по дороге в город. А я послушаю и накропаю потом статейку. Мы ведь с тобой не конкуренты.

Да, теперь уж какой конкурент Фрэнсис О'Тул представителю большой прессы Жаку Леспер–Медоку! Фрэнк перехватил понимающий взгляд своей жены.