Поединщик поневоле

В наше первое занятие я простоял минут двадцать в ожидании, пока застывший в центре учитель скажет хоть что-нибудь. Но он тупо игнорировал и мое ожидание, и вопросы о том, что делать дальше. Плюнув на все, я просто свалил с арены — и, как оказалось, правильно сделал. Порыв-рассветного-ветра не был особо общительным.

По уже сложившейся привычке я подошел к кафедре из резного черного дерева со встроенным планшетом. Там на занятиях со студентами обычно стоял ассистент Порыва и фиксировал все замечания учителя, чтобы после составить персональные учебные программы. Эльф на подобные мелочи не разменивался. На верхней полке кафедры лежала посылка для меня. Поначалу Луи вручал мне свитки лично, но у него и так дел по горло, поэтому мы условились делать все без лишних затей. Свитки содержали теоретические выкладки по использованию неизвестных мне печатей. Именно из них я и узнал, что такое радианты, двойные векторы, стабилизирующие контуры и всякая другая заумная магическая мутотень. Пусть все это и немного нудновато, но крайне полезно, особенно в моей ситуации.

Очень хотелось посмотреть, что там для меня припас наставник, но я угомонил свое нетерпение, потому что читать эльфийские свитки нужно на специальной подставке, иначе можно повредить тонкую листовую бумагу. Мою личную программу развития Луи сбрасывал на почту, а вот рунные формулы и схемы построения печатей ушастый разрешал распространять только в таком виде. Делать фотографии я поостерегся, потому что Бисквит сразу предупредил — там по любому будут защитные руны, и можно испортить смартфон.

Загнав свое практически детское любопытство в темный угол, я не свернул на ведущую вниз, на подземные уровни, лестницу, а, пройдя немного по коридору мимо раздевалок, подошел к винтовым ступеням, ведущим в одну из башенок, прилепленных к массивной туше спортивного комплекса. Две недели назад завхоз с видом, будто делает мне огромное одолжение, разрешил посещать эту башенку, чтобы полюбоваться солнышком. Я тогда посчитал, что он издевается, теперь же понял, как сильно ошибался. На подземных уровнях, где находились и жилые боксы для обслуживающего персонала, можно было не видеть небо неделями, а это оказалось тяжко, особенно когда где-то там, над Пеннинскими Альпами подымается огненный, ярко красный диск. Я прихожу сюда каждое утро и не устаю любоваться этим потрясающим зрелищем.

Солнце лизнуло краешек гор, кокетливо взглянув через них на Женеву, и вдруг, словно перепрыгивая мешавшую ему преграду, ударило по окружающему миру миллиардами своих лучей. Я глубоко вдохнул, напоенный разными ароматами воздух и перевел взгляд вниз на казавшийся бесконечным парк, разбитый вокруг шпиля магической академии — вотчины самого могущественного чародея-хумана. Очень хотелось погулять по этому парку и полюбоваться на башню, вид на которую сейчас закрывает туша комплекса, но я здесь на абсолютно птичьих правах, и через две недели меня погонят пинком под пятую точку. А после этого мне точно будет не до прогулок.

Мысли о предстоящей дуэли испортили настроение, и смотреть на окружающие красоты больше не хотелось. Я спустился на подземный уровень и добрался до своей комнаты. Быстро помылся, переоделся и, лишь мельком глянув в свиток, отправился на завтрак. И тут тоже приходилось спешить, потому что в основном персонал уже давно позавтракал и разошелся по рабочим местам, так что поварам приходится придерживать для меня еду, а народ здесь довольно специфический. В итоге мне приходится поедать очень вкусную, но сдобренную укоризненными взглядами и щепоткой раздражения еду впопыхах и без особого удовольствия.

Едва завидев меня, мадам Рабью выставила на широкий уже убранный от основных блюд прилавок накрытый термической крышкой поднос. Зря она, конечно, старается. Все равно переплюнуть выбросы раздражения, которые случались у поварихи нашего детского дома тети Вали, у нее не получится при всем желании. Не дано ей познать вселенскую тоску о потерянной жизни прошедшей школу хамства в советской столовке женщины. Там все имело глубину черного жира. Так что напрасно сверкала глазами эта выросшая в тихой швейцарской провинции очень даже обаятельная тетечка. Я в ответ на ее хмурый взгляд лишь лучезарно улыбнулся и вполне искренне сказал:

— Мерси боку, мадам Рабью. Вы, как всегда, очаровательны.

Огромное удовольствие наблюдать, как на ее фарфоровой маске появляется очередная трещина. Обслуживающий персонала Академии — это вообще отдельная песня. Они явно возомнили себя особой кастой и были переполнены чувством исключительности своей миссии. Такое впечатление, что все поголовно, чтобы не потерять настрой, каждый вечер пересматривают самые пафосные серии «Аббатства Даунтон». Так что я с моим легким пофигизмом, аллергией на снобизм и вульгарным поведением наверняка вызывал у них глубокую душевную травму.