Поединщик поневоле

Луи настаивал на добавлении «извините», как оно было прописано в эльфийских наставлениях, но извиняться я не собирался. Тот факт, что ушастый не шандарахнул меня чем-то убойным после первого нарушения этикета, дало понять, что плевать он хотел на такие тонкости с той же высоты, что и я. Эльф опять замер столбиком в центре арены. Я изобразил церемониальный поклон и на подгибающихся ногах направился на выход. В этот раз на кафедре ничего не нашлось, так что пошел отмываться в душевую во второй и не последний раз за этот день. Так я скоро смою всю красоту.

Казалось бы, тренировки занимали минимум времени — самая длинная заняла всего десять минут, а самая короткая, сегодняшняя, уложилась в полторы. Оно и неудивительно, потому что плетение незнакомой печати выбрала все запасы Живой силы. Радовало, что, несмотря на полное отсутствие щитов, сегодня я покидал арену на своих двоих, а не на карачках, как иногда случалось. А все потому, что сработали защитные предохранители в фехтовальном костюме. Так как я не сумел погасить потенциал шаровой молнии, она долбанула меня со всей дури — и по большому счету прожарила бы, не сработай специальные предохранительные артефакты. Несмертельные атаки они просто игнорировали, давая ученикам возможность пережить все прелести поражения, а вот когда ситуация доходила до опасной грани, воздействие гасилось почти полностью.

После душа я позанимался еще пару часов, растрачивая крохи накопленной Живой силы на освоение новых рун, а затем побежал на обед. Надменный укор поварихи — это не та приправа, которую хочется добавлять в каждое блюдо.

В этот раз столовая была забита практически под завязку, а рассчитана она где-то на сотню посадочных мест, так что было довольно людно. Одно хорошо: у каждого здесь имелась своя позиция, даже у меня. Место было указано завхозом при поселении. Не скажу, что обедать под слегка раздраженными взглядами почти сотни человек было приятнее, чем в одиночестве питаться в компании одной хмурой поварихи. Впрочем, общее недовольство стало уже привычным фоном, так что я просто перестал обращать внимание. Они мне сделать ничего не могут, а вот на что способна мадам Рабью, еще та загадка. Глядишь, и в кашу сподобится плюнуть, хотя вроде вся из себя такая правильная и манерная. Насчет манерности здесь вообще заповедник какой-то — мало того, что они все вели себя как дворецкие из древнейших домов Туманного Альбиона, так еще и одевались практически так же. За исключением дюжины технических работников, явившихся на обед в оранжевых комбинезонах. Но и они выглядели так, словно имели дело исключительно с золотыми унитазами.

Через три дня после моего появления в академии я поделился своим недоумением с Бисквитом. Он как раз явился для проведения факультатива и заодно проведал своего незадачливого друга. Орку удалось успокоить меня, сгладив начавшее зарождаться раздражение, и мне этих бедолаг даже стало немного жаль.

— Назар, ты понятия не имеешь, с кем приходится работать вот этим несчастным хуманам. Школота здесь совсем чудна́я, причем чудна́я именно в самом мрачном понимании. Даже не знаю, как объяснить… Ты читал роман Стругацких «Гадкие лебеди»?

В ответ я лишь кивнул, потому что действительно прочел эту книгу, и, в отличие от остального творчества братьев-фантастов, она мне понравилась. Я и до этого понимал, что дети, рожденные в магическом городе и начавшие проходить адаптацию к Сырой силе еще в утробе матери, нормальными в общечеловеческом понимании быть попросту не могут. Теперь же картина открывалась передо мной в совсем другом свете.

— Так вот, — продолжил Бисквит, увидев мой кивок, — местная школота по странности даст сто очков форы даже детишкам из «Гадких лебедей». Те хоть опирались на логику, пусть и отринув все социальные догмы, а у этих же в голове жуткая каша. Обслуживающему персоналу приходится вести себя как саперам, отправленным отбирать гранату у обезьяны, которую вы, хуманы, часто любите поминать. Так что и поведение, и наряды обслуживающего персонала воспринимай как защиту. Холодная отстраненность хоть немного дисциплинирует местных детишек и бережет психику работников.

После того разговора я стал относиться к неприятию окружавших меня людей намного спокойнее. Даже в таких случаях, как сейчас. И без того тихий гул голосов в столовой стал вообще едва различим. Я оторвал взгляд от тарелки и увидел двигающегося в мою сторону завхоза. Завхозом месье Жана-Эрика Лелюша я называл исключительную мысленно, чтобы хоть немного сгладить впечатление от его чванства. Вот уж у кого такое поведение является не защитной реакцией на смертельно опасную школоту, а, так сказать, базовой настройкой.

Даже не думая растрачиваться на приветствие, он завис надо мной длинной, одетой в лакейский сюртук шпалой и прокаркал:

— Назарий, вас желает видеть месье ректор.