Поэмы и стихотворения

Его взмыленное рыло, все запятнанное краснымъ, подобно молоку, смшанному съ кровью, прогоняетъ новый страхъ по всмъ ея жиламъ, заставляя ее бжать безумно, куда она сама того не знаетъ; она кидается въ одну сторону, потомъ не хочетъ дале и обращается назадъ, призывая травлю на вепря за убійство.

CLII.

Тысяча волненій увлекаетъ ее въ тысячу сторонъ; она вступаетъ на тропинку, которую вновь покидаетъ; ея суетливая торопливость обезсиливается остановками, подобно дйствіямъ опьяненнаго мозга, полнаго соображеній, но не соображающаго ничего, готоваго приняться за все, но ничего не приводящаго въ исполненіе.

CLIII.

Она находитъ одного пса, притаившагося въ чащ, и допрашиваетъ измученнаго бднягу, гд его хозяинъ; тамъ другого, который вылизываетъ свою рану, — лучшее средство противъ отравленныхъ ранъ; дале встрчаетъ еще одного, понурившагося уныло; она обращается къ нему, онъ отвчаетъ ей воемъ.

CLIV.

Когда затихаетъ его раздирательный стонъ, другой вислогубый плакальщикъ, черный, угрюмый, посылаетъ къ тверди свой возгласъ; еще одинъ, и еще — вторятъ ему, опустя долу свои горделивые хвосты и встряхивая исцарапанными ушами, сочащими кровь на каждомъ шагу.

CLV.

Мы видимъ, какъ бдные жители этого міра пугаются призраковъ, знаменій и чудесъ, глядя на которые устрашенными глазами, они проникаются ужасными предвщаніями; такъ и она задерживаетъ дыханіе. Потомъ, испуская вздохи, взываетъ къ смерти.

CLV.

"Грубая тиранка, безобразная, худая, сухопарая, ненавистная разлучница влюбленныхъ (такъ поноситъ она смерть), угрюмоскрежечущій призракъ, червь земной, что ты замыслила, загубивъ красоту, утушивъ дыханіе того, чья красота и дыханіе, при его жизни, сообщали блескъ роз и ароматъ фіялк?

CLVII.

"Если онъ умеръ… О, нтъ, невозможно, чтобы, видя его красу, ты могла ее поразить!.. О, да, это можетъ быть; у тебя нтъ глазъ, чтобы видть, и ты разишь жестоко наудачу. Ты цлишься въ старый возрастъ, но твой неврный ударъ попадаетъ не туда и пронзаетъ сердце ребенка.

CLVIII.

"Если бы ты только сказала: "Берегись"! онъ заговорилъ бы, и, услыхавъ его, твоя власть лишилась бы своей силы. Судьбы проклянутъ тебя за этотъ ударъ; он повелвали теб скосить траву — ты срзываешь цвтокъ: въ него могла быть пущена лишь золотая стрла Амура, а не черное копье Смерти, убившее его.

CLIX.

"Или ты питаешься слезами, что вызываешь такія рыданія? Что за польза теб отъ глубокаго стона? Зачмъ обрекла ты на вчный сонъ эти глаза, которые учили видть вс, другіе глаза? Теперь природа равнодушна къ твоему смертельному могуществу, если ты уже загубила ея лучшее твореніе своею жестокостью".

CLX.

Тутъ, изнемогая, какъ подъ бременемъ отчаянія, она смыкаетъ вки, которыя, подобно шлюзамъ, останавливаютъ хрустальный потокъ, стремящійся съ ея прекрасныхъ ланитъ въ нжное русло ея груди; но серебристый дождь прорывается сквозь преграды и отверзаетъ ихъ снова въ своемъ стремительномъ теченіи.

CLXI.

О, что за обмнъ между ея слезами и глазами! Ея глаза видны въ слезахъ, слезы въ глазахъ! То и другое — кристаллы, отражающіе взаимную горесть, — горесть, которую стараются дружески осушить вздохи. Но какъ въ бурный день чередуются втеръ и дождь, такъ вздохи высушиваютъ ей щеки, слезы смачиваютъ ихъ снова.

CLXII.

Разнообразныя ощущенія тснятся въ ея постоянной скорби какъ бы споря, которое изъ нихъ боле приличествуетъ ея печали. Вс на лицо, каждое такъ заявляетъ о себ, что предстоящее кажется важнйшимъ, но ни одно не выше другого: тогда вс они смшиваются, подобно тучамъ, соединяющимся, чтобы произвести непогоду.

CLXIII.

Вдругъ, она слышитъ гд-то вдалек охотничій призывъ. Никогда еще не радовала такъ ребенка кормилицына пснь! Этотъ обнадеживающій звукъ разгоняетъ питаемыя ею мрачныя мысли; воскресшая радость приглашаетъ ее къ веселью и обольщаетъ тмъ, что это голосъ Адониса.

CLXIV.

И тотчасъ ея слезы отливаютъ назадъ; они заточены въ ея глазахъ, какъ жемчужины въ хрустал; иногда лишь скатывается блестящая капля, которую поглощаютъ въ себя ея щеки, не допуская, чтобы она слдовала дале и омыла бы собою нечистую поверхность неряшливой земли, которая лишь упоена, когда кажется затопленной.

CLXV.

О, недоврчивая любовь, какъ странна ты, не вря и будучи слишкомъ легковрной! У тебя крайности и въ счастьи, и въ несчастьи; ты смшна своими то отчаяніемъ, то надеждой. Одно обольщаетъ тебя несбыточными мечтами, другое быстро разитъ правдоподобной мыслью.

CLXVI.

Она раздлываетъ теперь сотканную ею же завсу: Адонисъ живъ и незачмъ укорять Смерть. Точно не она, Венера, такъ поносила ее; теперь она осыпаетъ почестями это ненавистное имя: она зоветъ ее царицею могилъ и могилой царей, невозбранной повелительницей всего смертнаго.

CEXVII.

"Нтъ, нтъ, говоритъ она, милая Смерть, я только пошутила. Прости меня; на меня напалъ какой-то страхъ, когда я встртила вепря, это кровожадное животное, незнакомое съ жалостью, жестокое всегда. Вотъ почему, любезный призракъ, — я должна признаться въ истин, - я стала поносить тебя, вообразивъ, что мой возлюбленный мертвъ.

CLXVIII.