Поэмы и стихотворения

"Я не виновата; это вепрь подзадорилъ мой языкъ; мсти ему, незримая властительница! Это онъ, какъ негодная тварь, оскорбилъ тебя; я была только его орудіемъ, онъ виновникъ твоей обиды. У печали два языка, и никогда еще женщина не могла управлять обоими ими, не имя разума десяти женщинъ".

CLXIX.

Такъ въ надежд на то, что Адонисъ живъ, она прогоняетъ свои быстрыя подозрнія; и для того, чтобы его краса могла доле процвтать, она униженно льститъ Смерти, говоритъ ей о ея трофеяхъ, статуяхъ, гробницахъ, исторіи, побдахъ, тріумфахъ и слав.

CLXX.

"О, Юпитеръ! взываетъ она, какъ я была безумна! Быть на столько слабодушной и глупой, чтобы оплакивать смерть того, кто живъ и не можетъ умереть до общаго уничтоженія человческаго рода! Потому что, если онъ умретъ, будетъ убита съ нимъ и красота, а съ гибелью красоты наступитъ снова черный хаосъ.

CLXXI.

"Стыдись, дорогая любовь, ты такъ труслива, какъ обремененный сокровищами и окруженный ворами! Пустяки, которымъ даже не были свидтелями зрніе и слухъ, кажутся твоему робкому сердцу бдами. При этихъ самыхъ словахъ, она слышитъ веселый рогъ и вскакиваетъ, бывъ еще недавно столь унылой.

CLXXII.

Какъ соколъ на приманку, такъ мчится она, не гнетъ травы, до того легка ея поступь; и поспшая такъ, она видитъ, къ своему несчастью, своего возлюбленнаго во власти ужаснаго вепря. При вид этого, закатываются ея глаза, какъ убитые этимъ зрлищемъ, или какъ звзды, посрамленныя днемъ.

CLXIII.

Или какъ улитка, которая, когда дотронутся до ея нижнихъ рожковъ, уползаетъ болзненно назадъ въ свою скорлупку и тамъ, свернувшись въ тни, сидитъ, долго опасаясь выползти вновь; такъ ея глаза скрылись отъ кроваваго зрлища въ глубокія, темныя головныя убжища.

CLXXIV.

Они сдаютъ здсь свои обязанности и свой свтъ въ распоряженіе смущеннаго мозга, который совтуетъ имъ соединиться съ безобразной ночью и не уязвлять боле сердца черезъ посредство зрнія. Подобно королю, потрясенному на престол, оно, при поданной ими всти, испускаетъ смертельный вопль.

CLXXV.

Отъ котораго содрогается все ему подчиненное. Но, подобно тому какъ отъ втра, заключеннаго въ почв, ищущаго себ исхода и колеблящаго земныя основы, наполняются холоднымъ ужасомъ людскія сердца, такъ потрясеніе проникаетъ ее всю и заставляетъ ея глаза взглянуть вновь изъ ихъ мрачнаго ложа.

CLXXVI.

Отверзясь, они устремляютъ невольный взглядъ на злящую рану, прорзанную вепремъ въ нжномъ боку Адониса; его лилейная близна орошена алыми слезами, катившимися изъ этой раны; не было цвтка, травки, листка, растенія, не впитавшихъ его крови и какъ бы не сочившихъ ея вмст съ нимъ.

CLXXVII.

Бдная Венера видть это торжественное сочувствіе она склоняетъ свою голову на плечо, она то страдаетъ молча, то безумно бредитъ, думаетъ, онъ не умеръ, не мотъ умереть. Голосъ ея замираетъ, колна забываютъ преклониться, глаза въ гнв на то, что плакали преждевременно.

CLXXVIII.

Она смотритъ такъ пристально на его рану, что она представляется тройною ея помутившемуся взору. Тогда она упрекаетъ свои умножающіе глаза, которые плодятъ удары, гд ихъ нтъ; лицо его двоится, каждый членъ кажется вдвойн; зрніе часто вводится въ обманъ, когда разумъ въ затменіи.

CLXXIX.

"Мои уста не находятъ выраженія для моего горя объ одномъ, произноситъ она, а вотъ два мертвыхъ Адониса! Мои вздохи истощились, мои соленыя слезы изсякли, мои глаза въ огн, мое сердце обратилось въ свинецъ. Тяжкій свинецъ моего сердца, растопись на красномъ огн моихъ глазъ! Такъ я умру, расплавленная въ страстномъ желаніи.

CLXXX.

"Увы, бдный міръ, что за сокровище ты утратилъ! Остается ли въ живыхъ чье либо лицо, достойное взглядовъ? Чей голосъ будетъ музыкой? Чмъ можешь ты теперь похвалиться изъ бывшаго или грядущаго? Цвты благоуханны, ихъ окраска свжа и мила, но истинная краса жила и умерла съ нимъ.

CLXXXI.

"Пусть ни одно твореніе не носитъ боле головнаго убора или покрывала! Ни солнце, ни втеръ не будутъ стремиться Облобызать васъ: вамъ нечего прелестнаго терять, вамъ нечего и бояться; солнце презираетъ васъ, втеръ васъ освищетъ. Но когда былъ живъ Адонисъ, то солнце и втеръ рыскали, какъ два вора, чтобы похитить его красу.

CLXXXII.

"Онъ накрывался поэтому шапкою, но яркое солнце заглядывало и подъ ея поля, а втеръ сдувалъ ее и, когда она падала, игралъ его кудрями. Адонисъ начиналъ плакать, и тотчасъ же они, сжалясь надъ его нжнымъ возрастомъ, соперничали въ томъ, кому осушить его слезы.

CLXXXIII.

"Чтобы взглянуть на его лицо, левъ крался за какой-нибудь изгородью, не желая его испугать; чтобы насладиться его пніемъ, тигръ длался ручнымъ и смирно внималъ ему; стоило ему заговорить, и волкъ оставлялъ свою добычу и не трогалъ глупой овцы въ этотъ день.

CLXXXIV.

"Когда онъ любовался на свое изображеніе въ ручь, рыбы расправляли свои золотистыя жабры. Когда онъ приближался, птицы такъ восхищались, что нкоторыя изъ нихъ начинали пть, другія приносили ему въ клюв тутовыя ягоды и румяныя — сплыя вишни. Онъ питалъ ихъ своимъ видомъ, он его — плодами.

CLXXXV.