Поэт и проза: книга о Пастернаке

Таким образом, на своем коне Пастернак «едет» по пути, который ведет назад, к природе, что позволяет ему в итоге найти своего «всадника-победителя» на небе поэзии — св. Георгия на «Ожившей фреске». Этот всадник «Божьего мира» освободит поэта от «земных оков» в «СЮЖ» и откроет его путь к воскресению. Путь к Георгию Победоносцу намечает книга «Второе рождение», созревшая после поэм (хотя первые подступы к этому образу Пастернак опробовал еще в «Драматических отрывках», одновременно с книгой «лета 1917 года»). Перун «СМЖ» во «ВР» видится Пастернаку из-за тучи в облике Ильи Пророка, освобождающего воды и посылающего плодородный дождь на землю. В контексте книги воды, освобождаясь от снега, превращаются опять в «волны», которые «растут на ветру». Сам образ Ильи-всадника в стихотворении «Все снег да снег, — терпи и точка…» связан с тучей, ползущейи дымящейсянад Москвой и стихотворении «Волны», которая последний раз появится в романе в сцене смерти Живаго, так ретроспективно символически «смерть Живаго» соотносится со «вторым рождением» Пастернака. Илья Пророк ( Шапка седая! Гроза молодая!),согласно этой идее, как бы побеждает эту «тучу-змею» и принимает ее как упряжь, Тех ради будущих безумств.По мифологической смежности [Иванов, Топоров 1974] природный бог в мире поэта затем преображается в Георгия-змееборца с «ликом» святого. Он как раз запечатлен на гербе Москвы, куда и переносится сфера обитания пастернаковских героев. Как мы помним, и на гербе, и на иконе этот всадник всегда изображается с «крыльями».

Во «ВР» поэтому возобновляется идея «поэтического бега», а «живая вода» паронимической аттракцией снимает противопоставление лошадии площадив стихотворении «Весеннею порою льда…». Лошадьсливается с мелодиейполоводья и по потенциальной паронимии становится «лодкой на броде», Когда какой-то брод в груди.Ср. ранее в «Спк»: Что-то в нем росло, Как у детей средь суесловья взрослых, Как будто что-то плавно и без слов Навстречу дому близилось на веслах.

Так соединяются коньи лодка,изначально синкретизированные на древних «вышивках», как и птицыи лодки(ср. «Импровизацию»), и в их центре помещается женщина-душа. Согласно древним представлениям [Рыбаков 1974, 9], «солнечные колесницы и ладьи отражают двойственность человеческих представлений о солнце: дневное светило кони ведут в колеснице … а ночью оно плавает в ладье». Этим обоим представлениям соответствуют и лодка, и «конный небосвод» Пастернака, который поэт хочет «обнять» еще в стихотворении «Сложа весла».

О связи птицыс душойи душис лодкоймы писали в разделе 1.1.6, разбирая стихотворения «Импровизация» и «Сложа весла», связанные у поэта ситуативными и операциональными МТР, как и о «пучке» дерево — ветка — лист — птица,в вершине которого оказывается Девочка. Сама «птица» со времен Пушкина связана в поэзии с « зерном» и «водой»(«Птичка»), которыми «брызжут» у Пастернака чижи клест,а ее пение в ветвях — с самим понятием «времени»: У них часы с дремучим боем, Им ветви четверти поют(«Дрозды»). Время у Пастернака отмечают в книге «На ранних поездах» не только птицы, но и «конный небосвод», который С пяти несет охрану Окраин, рощ и вод(«Безвременно умершему»), очерчивая круг «Охранной грамоты» поэта.

Птица-маркер у Пастернака — щегол,хотя в его поэзии он встречается только раз в «Определении души», самые любимые птицы соловьи(18), уподобленные «запаху трав» (Он как запах от трав исходил), голуби(10), которые, как облака, садятся на рукоделье,и воробьи(10), которые определяют «по ветру», «не время ль петь»; самые «свои» — галки(7) и сороки(7), морские— чайки(4). Чаще всего в поэтических и прозаических текстах встречаются курыи петухи(32), возвещающие о начале нового периода в жизни и творчестве: Перебирая годы поименно, Поочередно окликая тьму, Они пророчить станут перемену Дождю, земле, любви — всему, всему(«Петухи», 1923).