Поэт и проза: книга о Пастернаке

Если мы начали свое описание с миропорождающих сущностей мира Пастернака, то завершаем круг связующими материалами и движущими силами этого мира — водойи воздухом-ветром,которые и составляют основу свободной стихии стихаПастернака. Воздухпри этом брат и рукапоэта («ВР»), ветер родствененему («Двор» «ПБ»), а вода собирает певческую влагу трави все капли «Сестры моей жизни»,сливающие в «беге» мужское и женское начала мира, подобно «чашечкам» цветов ( Пусть ветер, по таволге веющий, Ту капельку мучит и плющит, Цела, не дробится, — их две еще. Целующихся и пьющих). Водаже становится «источником» и «ключом» всех уподоблений поэта и, постепенно разливаясь, заполняя собой мир, становится «морем» — Ширь растет, и море вздрагивает От ее прироста(«Отплытие», 1923). Ширящееся плесканиеэтого паронимического «мира-моря» распространяется затем и на поэмы, в которых поэт проходит путь от «прощания» со свободной стихиейв «ТВ» к «предвкушению» плеска и прелестипоследующих лирических книг (И, в предвкушении Сладко бушующих новшеств, Камнем в пучину крушений Падает чайка, как ковшик).Ср., например, обращение к «морю» в поэме «Девятьсот пятый год»: Ты на куче сетей. Ты курлычешь, Как ключ, балагуря, И, как прядь за ушком, Чуть щекочет струя за кормой,где вода приобретает способность и говорить, и слушать, и взлетать, как птица, «курлыча». Море — аналог движения «вечного» времени ( И годы проходят И тысячи, тысячи лет. В белой рьяности волн, Прячась в белую рьяность акаций, Может, ты-то их, Море, И сводишь и сводишь на нет —«905 год»), но, благодаря воде, история тоже приобретает «природный» ход времени: Прошли года. Прошли дожди событий(«Спк»). Мореопределяет путь от «своего» к «чужому» и возвращение от «чужого» к «своему» «неслыханному содержанию»: Ты в гостях у детей. Но какою Неслыханной бурей Отзываешься ты, Когда даль тебя кличет домой!(«905 год»).

Именно при наложении «своего» и «чужого» кругов ветер (О ветер! О ада исчадье!)порождает в мире Пастернака «вихрь, обрывающий фразы»,но при этом в годы «промежутка» именно «в клоаке водной Отыскан диск всевидящий».Тогда в поэме «ЛШ» — о моряке и море — просыпается «дремавший» поэт (В нем точно проснулся дремавший Орфей. И что ж он задумал, другого первей?),и в результате принятого им решения (Командую флотом. Шмидт)корабль поэта вновь готовится к «отплытию» (ср. «Осень» Пушкина: Громада двинулась и рассекает волны).А затем во «Второй балладе» деревья Пастернака «кипят парусами», Как флот в трехъярусном полете.

«Ветра порывы»,зарывшиеся «в конские гривы»и «волны» ширящегося плескания,и летят под чугун подковМедного всадника Пушкина, которого Пастернак взвил на дыбы,чтобы посмотреть на военный лагерь(как мы помним, боя-грозы) с высот судьбы(«Художник»). При этом «ветер» в мире Пастернака в своем движении и летом и зимой повторяет динамический рисунок «моря»: Поднявшийся ветер стал шпарить февральскою крупою. Она ложилась на землю правильными мотками, восьмеркой. Было в ее яростном петляньи нечто морское. Так, мах к маху, волнистыми слоями складывают канаты и сети(«ОГ» [4, 166–167]).