Однако «пожар» этого святого лета 1917 г. оказался и предвестником исторических катаклизмов. И вместе с ними «красный» цвет все чаще приобретает на втором Историческом круге поэта «кровавые очертания». Эти очертания становятся особенно сильны в романе «Доктор Живаго», где «красный» цвет становится вторым после «белого» (см. Частотные спектры стихов и прозы романа на схеме 8). И хотя символом этого красно-белого сочетания являются здесь «ягоды рябины в снегу» и другие природные сущности, в частности закатное солнце, все краски «чужого» для Пастернака-Живаго мира оказались «подмененными»:
Давно настала зима. Стояли трескучие морозы. Разорванные звуки и формы без видимой связи появлялись в морозном тумане, стояли, двигались, исчезали.
Не то солнце, к которому привыкли на земле, а какое-то другое,
подмененное, багровым шаромвисело в лесу(ч. 12, гл. 9).Не случайно, что в центре романа Пастернака, описывающего время Гражданской войны, центральным цветовым образом оказывается «рябина на снегу» — красное на белом. Ветви рябины напоминают Живаго о Ларе, он слышит это сравнение «красной девицы» с «красой рябины» в народной песне у партизан. В этой же песне поется о схожести ягод с кровью на снегу, и последний раз это сравнение материализуется в сцене смерти Стрельникова:
мелкие, в сторону брызнувшие капли крови
скатались со снегом в красные шарики, похожие на ягоды мерзлой рябины(ч. 14, гл. 18).Обращаясь ретроспективно к описанию этого исторического периода в стихах, замечаем, что в период с 1918 по конец 1920-х гг. у поэта стал доминировать «кроваво-кумачовый» «обледенелый» цвет, символизирующий «замерзание» и «разорванность» времени «на куски». Этот цветовой образ прошелся по стихам и поэмам «
обледенелой красной нитью»: облака в куманике и клюкве, курящийся кровью мороз, бурный рубчик рубиновой зари; флаг — малинов, мрак — лилов; пунцовая стужа; снег, вливаясь в душу, рдели др. Этот «сплав» красного и белого преобразил всю природу и дорогу к дому так (
Дорожку к дому огненно
наохрив, Вечерний сплав
смертельно леденел, Как будто солнце ставили на погреб— «Спекторский»), что и «переразложился» весь «спектр» ощущений живого
(И голая ненависть листьев и лоз Краснеет до корней волос).Ср. тот же образ более двадцати лет спустя в романе «Доктор Живаго»:
Вдруг садящееся где-то за домами солнце стало из-за угла словно пальцем тыкать
во все красноена улице: в
красноверхиешапки драгун, в полотнище упавшего красного флага, в следы крови, протянувшиеся по снегу
красненькиминиточками и точками(ч. 2, гл. 8).В «спектре» стихов и прозы «Доктора Живаго» обращает на себя внимание и сочетание «красный-(черный) — серый-желтый», предшествующее всем остальным краскам и создающее палитру «горения» (
пожарыи
погорелищасоставляют основу «пейзажа» «Исторического мира» — общая частотность — 37). Это — цвета предиката
дымится,соотносимого, во-первых, с «чудовищем-змеем», с которым св. Георгий вступает в бой (
И в дыму багровом, застилавшем взор, Отдаленным зовом огласился бор— «Сказка»), и, во-вторых, с «тучей», надвигающейся над Москвой в день смерти Живаго, которая приобретает уже
черно-лиловыйоттенок.