Поэт, или Охота на призрака

Глэдден прочитал статью дважды и только после этого отложил газету. Он был восхищен тем, как тщательно были изложены подробности его жизни, а также высокой оценкой собственных умственных способностей. К тому же он полагал, что умеет читать между строк, и ему показалось, что показания детектива Гомеса подвергаются в статье весьма сильному сомнению.

«Проклятый коп, – подумал Глэдден. – Ворвался в квартиру, поднял шум». Впрочем, несдержанность полицейского сыграла ему на руку: Гомес сам же загубил все дело на корню.

Он едва не взялся за телефон, испытывая сильное желание позвонить журналистке и поблагодарить ее за статью, но передумал. Это было слишком рискованно. Потом он вспомнил меткое выражение прокурора Хончелла.

– Театр абсурда, – повторил он вслух и, внезапно вскочив на ноги, закричал во весь голос: – Театр абсурда! О да, театр абсурда!!!

Его переполняла пьянящая радость. На счету Глэддена было еще много такого, о чем пока никто даже не подозревал, и все же он сумел пробиться на первую полосу и прославиться. Вскоре газетчики узнают и остальное – обязательно должны узнать. Его имя еще прогремит, и ждать осталось совсем недолго.

Полный энтузиазма, Глэдден отправился в спальню, чтобы подготовиться к походу в магазин, – ему казалось, что чем раньше он это сделает, тем лучше. Его взгляд снова упал на Дарлен, и, задержавшись возле кровати, он взял ее за холодное запястье и попробовал приподнять руку, но не смог. Трупное окоченение уже наступило. Лицевые мышцы сжались, растянув губы в подобие безобразной улыбки. Глаза женщины, страшные в своей неподвижности, пристально вглядывались в собственное отражение в зеркале над кроватью.

Глэдден вытянул руку и сдернул парик с головы Дарлен. Ее настоящие волосы были красновато-рыжими, коротко остриженными и довольно жидкими. Заметив, что белокурый парик испачкан кровью, Глэдден отнес его в ванную, чтобы вымыть. Затем он снова вернулся в спальню и достал из шкафа все, что могло понадобиться для похода в магазин. Оглянувшись на труп на кровати, Глэдден спохватился, что так и не успел спросить Дарлен, что означала ее татуировка. Теперь, разумеется, было уже поздно.

Прежде чем закрыть за собой дверь, он включил кондиционер в спальне на полную мощность. Переодеваясь в гостиной, подумал, что надо будет прикупить несколько баллончиков с освежителем воздуха или какие-нибудь ароматизаторы, и решил истратить на это те семь долларов, которые нашел в кошельке Дарлен. Он рассудил, что это будет только справедливо: это ведь она создала проблему, вот пусть теперь и раскошеливается.

Глава 24

В субботу утром мы погрузились в вертолет и вылетели из Куантико в аэропорт, а там пересели на принадлежащий ФБР небольшой реактивный самолет, который должен был доставить нас в Колорадо. Туда, где погиб мой брат.

Кроме меня, Бэкуса и Уоллинг, в Колорадо летел еще один человек из тех, кого я видел на вчерашнем совещании, – некий Джеймс Томпсон, специалист по судебной медицине.

Под курткой у меня была надета светло-голубая рубашка с эмблемой ФБР на левом нагрудном кармане. Ее принесла мне Рейчел; ранним утром она постучалась в дверь моей комнаты и, мило улыбаясь, протянула небольшой сверток. Со стороны Федерального бюро это было очень любезно, и все же я никак не мог дождаться, когда наконец-то попаду в Денвер и смогу переодеться в собственную чистую одежду. Но отказываться я не стал: не оставаться же в несвежей рубашке, которую я носил вот уже два дня подряд.

В самой поездке ничего интересного не было, и я спокойно сидел в задней части самолета, через три ряда от Бэкуса и Уоллинг. Между ними и мной расположился Томпсон со своим чемоданчиком. Заняться было абсолютно нечем, и я коротал время за чтением биографического очерка Эдгара Аллана По, время от времени делая заметки и внося их прямо в свой компьютер.

Примерно на половине пути Рейчел поднялась с кресла с явным намерением нанести мне визит. Она была одета по-дорожному – в джинсы, зеленую рубашку из тонкого вельвета и высокие черные ботинки на шнуровке. Усаживаясь на сиденье рядом со мной, она машинально заправила волосы за ухо, и я получил возможность внимательно рассмотреть ее выразительное лицо. Рейчел была очень красива, и я подумал, что за последние сутки мое отношение к ней претерпело существенные изменения, пройдя путь от ненависти до вожделения.

– О чем ты думаешь, сидя здесь в одиночестве? – спросила она.

– Да, в общем-то, ни о чем. Наверное, о брате. Если мы поймаем этого преступника, я узнаю, как все произошло… Откровенно говоря, мне до сих пор трудно поверить в его смерть.

– Вы были близки с ним?

– Бо́льшую часть жизни – да, – не раздумывая, ответил я. – Но только не в последние несколько месяцев. Подобное, впрочем, случалось и раньше: периодически мы охладевали друг к другу, и нас буквально физически начинало тошнить при каждой встрече.

– Он был старше или моложе?

– Старше.

– Намного?

– На три минуты. Мы были близнецами.

– Я этого не знала.