Поэт, или Охота на призрака

– Я уж начал беспокоиться, вдруг вы не туда свернули. Заходите. К сожалению, у меня не так много времени. Меня зовут Майк Уоррен. Для печати, коли соберетесь смешать меня с грязью, я, естественно, Майкл, но смею надеяться, что у нас с вами до этого не дойдет. Давайте поговорим о вашем деле, может быть, я смогу быть полезным.

Он вернулся за свой стол, заваленный бумагами; я представился, и мы пожали друг другу руки. Потом Майк предложил садиться. На одном краю стола громоздились стопки газет, на другом стояла фотография женщины с двумя детьми, повернутая так, чтобы снимок могли видеть и хозяин кабинета, и посетители. Слева от стола на низкой тумбочке помещался компьютер, а на стене за креслом висел снимок самого Уоррена, которому пожимал руку лично президент США. Майк был чисто выбрит и одет в светлую сорочку с темно-бордовым галстуком. Воротник сорочки был немного потерт в тех местах, где она соприкасалась со щетиной, отраставшей к вечеру на щеках. Пиджак висел на спинке кресла. Кожа на лице Майка, особенно по контрасту с прямыми черными волосами и маленькими темными глазами, выглядела удивительно белой.

– Так чем я могу помочь? – поинтересовался он. – Вы, наверное, из бюро Скриппса?

Он имел в виду материнскую компанию, которая содержала в Вашингтоне небольшое репортерское бюро, поставлявшее столичные новости во все наши газеты по цепочке. Не далее как в начале недели Грег Гленн сгоряча посоветовал мне обратиться туда.

– Нет, я приехал из Денвера.

– И в чем проблема?

– Мне необходимо поговорить с Натаном Фордом или с тем человеком, который непосредственно занимается исследованием причин самоубийств среди полицейских.

– Самоубийства полицейских? Это фэбээровский проект. За него у нас отвечает эксперт Олин Фредрик.

– Да, я знаю, что ФБР тоже в этом участвует.

– Давайте посмотрим, что тут можно сделать… – Майк взялся было за трубку стоящего на столе телефона, но передумал. – Послушайте, что-то я не припомню вашей фамилии. Я так понимаю, что вы не звонили сюда заранее?

– Нет, не звонил, я только недавно приехал в Вашингтон. Должен сказать, у меня вырисовывается сногсшибательная статья.

– Сногсшибательная? Про самоубийства полицейских? Что-то сдается мне, что из этого вряд ли выйдет сенсационный заголовок для первой полосы.

И тут я вспомнил, кто он такой.

– А вы, случайно, не работали раньше в «Лос-Анджелес таймс»? Вашингтонское бюро? Уж не тот ли вы самый Майкл Уоррен?!

Он улыбнулся, – очевидно, ему было приятно, что его или, по крайней мере, его статьи хоть кто-то помнит.

– Да, тот самый. Но откуда вы меня знаете?

– По телеграфным сообщениям, циркулировавшим между «Вашингтон пост» и «Таймс». Я отслеживал эти материалы несколько лет кряду и вот – вспомнил фамилию. Отличная работа, Майк. Вы же были криминальным репортером, верно?

– Да, до прошлого года. Потом я бросил это дело и перебрался сюда.

Я молча кивнул. Мне всегда становилось немного не по себе, когда приходилось встречаться с кем-то из бывших коллег – из тех, кто покончил с репортерской жизнью и находился теперь по другую сторону баррикад. Обычно это были так называемые огарки – журналисты, смертельно уставшие от постоянной спешки, беготни, срочной работы над свежими сенсационными материалами. Как-то мне довелось прочитать мемуары одного репортера: он сравнивал нашу жизнь с отчаянным бегом впереди зерноуборочного комбайна. На мой взгляд, это было самое удачное и точное сравнение из тех, что я когда-либо встречал. Многим со временем надоедает эта бесконечная гонка, и тогда машина их перемалывает, однако некоторым удается в последний момент увернуться от бешено вращающихся ножей. Эти счастливцы, используя свой опыт в газетном бизнесе, пристраиваются на спокойную и непыльную работенку и начинают взаимодействовать со средствами массовой информации. Именно такой финт проделал в конце карьеры Уоррен, и мне почему-то стало его жаль, хотя я искренне надеялся, что сам он ничего подобного не испытывает. Все-таки Майк был когда-то чертовски хорошим репортером.

– Не скучаете?

Я должен был об этом спросить, хотя бы из элементарной вежливости.

– Пока нет. Иногда, правда, попадается неплохая статья, и тогда мне хочется взяться за старое, подергать за разные ниточки и взглянуть на события в необычном ракурсе. Впрочем, это все уже в прошлом…

Он лгал, и мне показалось, Майк понимает, что я знаю это. Ему очень хотелось вернуться назад.

– Иногда я и сам начинаю чувствовать усталость… – соврал я просто для того, чтобы Майку стало хоть немного легче. Впрочем, вряд ли моя ложь могла ему чем-то помочь.

Он перешел на «ты»:

– Так что там у тебя насчет полицейских-самоубийц? Под каким углом ты видишь эту проблему? – Майк украдкой посмотрел на часы.