Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

Родился могучий богатырь Волх; во время его рождения сотряслася земля, всколебалося море, как при рождении громовника (молнии) из недр тучи трясутся облачные горы и шумят дождевые потоки; подобно тому немецкая сага рассказывает, что в то время, когда нарождался герой Helgi, кричали орлы (разносители перунов) и лились из гор священные воды. Древнейшему сказанию о происхождении богатыря-громовника от змея придана была впоследствии историческая окраска, и в самом богатыре этом стали видеть вещего Олега. То же применение мифического предания к историческим героям встречаем и у народов античных; так, по свидетельству Тита Ливия, об Александре Македонском рассказывали, будто он родился от огромной змеи, которую часто находили в спальне его матери и которая тотчас же уползала и скрывалась, как скоро показывались люди. Светоний говорит, что народ почитал Августа за сына Аполлонова; однажды мать его заснула в храме, посвященном Аполлону; пользуясь ее сном, явился дракон и совершил с нею соитие, плодом которого и был «божественный» Август. Любовь огненного змея точно так же сушит и изводит избранную красавицу, как и высасывание им молока из женских грудей: оба представления равносильны и в преданиях нередко заменяются одно другим; ибо та же извивающаяся змеем молния, которая сосет молоко-дождь, уподоблялась и фаллюсу. Сербская царица Милица от змеиной любви стала «у образу бл’jеда и потмула»; на Руси думают, что и шутовка (водяная = грозовая жена), если привяжется к парню, то непременно иссушит его своею любовью. В сказках змей представляется похитителем красавиц; эту роль разделяют с ним и олицетворения грозовых сил природы, выводимые в народном эпосе под своими нарицательными названиями: Ветер, Гром, Дождь и Град; о похищениях царевен Вихрем сказки упоминают весьма часто. В шведской сказке облако, спустившись в сад, унесло оттуда трех королевен, которые впоследствии найдены в горной пещере у троллей; там были они заключены на семь долгих лет, т. е. на семь зимних месяцев, пока не явился пастух и не освободил их при помощи трех собак, разорвавших троллей; эти собаки – олицетворение ветров, рассеивающих зимние туманы, а пастух – сам Тор, владыка небесных стад. Выводят ли сказки змеев или прямо стихийные силы, все равно – мифическая основа остается одна и та же; потому что летучий змей не что иное, как воплощение громовой тучи. Прилетая за прекрасной царевною и возвращаясь в свой дворец, он является с громом и бурею: «поднимается (говорит сказка) сильная буря, гром гремит, земля дрожит, дремучий лес долу приклоняется – летит трехглавый змей. Царевны, уносимые вихрями, обретаются потом в змеиных царствах. Сербские песни поют про любу змея огненного:

Змaj пролеће с мора на Дунаво
И под крилом пронесе дjевочку,
Под jедним лиjспy дjевочку,
А под другим рухо дjевоiачко[401]

.

Это была дочь славного царя, верная люба огненного змея, и пронеслись они через поле, «како звjезда преко ведра неба». В другой песне рассказывается про сива сокола (= одно из любимых превращений бога-громовника), который залетел за море и женился там:

Узео je л(ь)убу огн(ь)евиту –
Када ходи, како ветар вeje,
Кад говори, како сабл(ь)ом сече.

Говор – метафора грома, сабля – молнии.