Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

Один из наиболее распространенных мотивов, встречаемых в народном эпосе индоевропейских племен, – это спор и состязание громовника с великаном или демоном: кто из них сильнее? Опыты своей силы они заявляют бросанием скал, богатырским свистом, могучими ударами, пожиранием яств и поглощением напитков. В этом отношении чрезвычайно любопытна русская сказка «о батраке и черте», не чуждая, впрочем, и другим народам. В разных местностях она передается с разнообразными отменами; при развитии ее основной мысли фантазия допустила два главные видоизменения: в одном разряде вариантов герой сказки не отличается особенною крепостью мышц и если берет верх над чертом, то единственно хитростью; в других же вариантах фантазия наделяет его вместе с хитростью и необычайной сверхъестественной силою, вследствие чего он сближается с богатырями стихийной породы: удары его так же стремительны и страшны, как удары грома. Русское предание дает этому герою знаменательное имя Балда, что прямо свидетельствует за его близкое сродство с Перуном и Тором. Слово балда (от санскр. bhar = bhal – разить, ударять, рубить; от того же корня происходят: болт и булава) означает: большой молот, колотушка, дубинка, палица. Как собственное имя героя, оно должно указывать на его наиболее существенный и характеристичный признак; а чем же так резко отличаются Перун и Тор от прочих богов и демонов, как не своею молниеносной палицей и молотом? Понятна поэтому та великая богатырская мощь, какою наделяется Балда в сказках: он может давать такие щелчки, что от них падают мертвыми бык и медведь, и такие щипки, что с самого сильного быка, которого не могут сдержать несколько мужиков, сразу слезает вся шкура; эта страшная сила пальцев объясняется из мифического представления молнии божественным перстом, которым громовник побивает небесных быков и срывает с них облачные шкуры. Ту же эпическую черту встречаем и в преданиях других народов; так, в немецкой сказке герой убивает горного великана тремя пальцами, а в сборнике Гана королевич признается, что вся его сила заключается только в двух пальцах. Посланный отобрать у нечистых золото, Балда отправляется на чертову мельницу, сел на плотине и принялся вить веревку. Вдруг выпрыгнул из воды черт: «батрак! что ты делаешь?» – «Чай, сам видишь: веревку вью». – «На что тебе веревка?» – «Хочу вас, чертей, из воды таскать да на солнышке сушить; а то вы, окаянные, совсем перемокли!» – «Как же будешь ты чертей таскать? ведь наши омуты бездонные». – «Велика важность! у меня есть на то веревка такая: сколько хочешь меряй, все конца не доберешься». – «А ну, покажи!» Батрак связал оба конца веревки и подал черту; уж тот мерил, мерил – все конца нету. Бес приуныл, готов на выкуп идти. «Ну что ж, – говорит батрак, – я не прочь, коли насыплете этот шлык золотом». – «Постой, надо старшого спросить!» – сказал черт и нырнул в воду. Батрак сейчас за лопату, вырыл глубокую яму, прикрыл ее сверху хворостом, посередке свой шлык поставил, а в шлыке загодя дыру вырезал. Воротился черт: «дедушка говорит, чтобы наперед попытать твоей силы, давай-ка бороться!» – «Где тебе со мной бороться! да ты не сладишь с моим середним братом Мишкою». – «А где твой Мишка?» – «Вон, под кустиком отдыхает (говорит батрак, показывая на медведя); ступай, ударь его по боку, он сейчас подымется». Пошел черт, хватил медведя дубинкою; поднялся Мишка на дыбки, скрутил нечистого так, что у него все кости затрещали: насилу вырвался из медвежьих лап. «Давай, – говорит батраку, – попробуем теперь взапуски: кто кого обгонит?» – «Куда тебе со мной взапуски бегать! мой меньшой братишка Заинька – и тот тебя далеко опередит». – «Да где он?» – «Вон в траве лежит, отдыхает». Побежал черт, тронул зайца за ушко; тот как прыснул – только и видел его нечистый. «Ну, батрак! – говорит черт, – попытаем: кто крепче свистнет?» – «Пожалуй!» Черт свистнул так громко, что с деревьев листья посыпались. «Хорошо свистишь, – отозвался батрак, – а все не по-моему! Как я свистну – тебе на ногах не устоять и уши твои не вынесут… Ложись ничком наземь да заткни уши пальцами». Черт послушался, а батрак взял дубину да со всего размаху как хватит его по голове: у черта ажио искры из глаз посыпались, еле с земли поднялся! бросился в омут и притащил оттуда железную дубинку: «давай, батрак, пробовать – кто из нас выше вскинет эту дубинку на воздух?» – «Кидай ты прежде». Черт кинул – и дубинка с гулом полетела высоко-высоко, а как назад упала – так земля и пошла ходенем. Взял батрак дубинку – тяжела! оперся на нее и начал пристально глядеть на небо. «Что ж ты не бросаешь? чего ждешь?» – спрашивает черт. – «Жду, когда вон энта тучка подойдет; там сидит мой брат кузнец, к нему и вскину: железо-то ему пригодится!» – «Что ты! не забрасывай, а то дедушка рассердится». Выхватил черт дубинку, нырнул на дно и явился с докладом деду-сатане. Испуганный сатана велел поскорее таскать золото. Принялись черти за работу и долгодолго таскали золото, пока наконец наполнили и дырявый шлык, и скрытую под ним яму. Несмотря на шутливый тон рассказа – плод позднейшей обработки предания, древние черты могучего громовника, победителя демонов, еще доныне довольно живо выступают в нашем сказочном герое. Он называет своими братьями: а) медведя, который в мифических сказаниях старины обозначает то дождевую тучу, то самого Перуна, как поглотителя небесного меда (= дождя); b) зайца, в образе которого олицетворялся быстрый, неуловимый бег молнии, и с) кузнеца, обитающего в туче, по известной связи кузнечного ремесла с грозою. Уступая медведю в силе и зайцу в быстроте, черт, собственно, уступает Балде. Животные эти заменяют собою тех славных спутников, в сообществе с которыми выходит громовник на свои подвиги: заяц играет роль Скорохода, а медведь соответствует богатырю Ивану-Медведку (см. ниже). Вместо эпизода о бросании железной дубинки (= громовой палицы), – в сказке, напечатанной в сборнике Венжига, богатырь Юра держит заклад с чертом: кто выше подбросит мельничный жернов; черт подбросил жернов так высоко, что камень оставался в воздухе пять минут, а когда дошла очередь до Юры – камень упал на землю через два часа. Очевидно, что и Балда не затруднился бы закинуть железную дубинку в летучее облако. Конечным результатом состязания Балды с чертом было обретение великих сокровищ. Побежденный черт выносит из своих темных омутов несметные груды золота и отдает счастливому сопернику, т. е. благодаря победе, одержанной Перуном над злыми демонами, золотое солнце выходит из мрака дождевых туч и снова начинает сиять на высоком небе. Нет сомнения, что приведенное нами сказание некогда передавалось более серьезным эпическим тоном и герой выступал действительно сильномогучим богатырем. Но впоследствии, когда с одной стороны основа предания более или менее затемнилась в народном сознании, а с другой выступил вперед народный юмор и овладел многими из эпических сказаний, налагая на них свои тени и краски, – прежний герой (согласно с указанным нами представлением громовника лукавым карликом) преобразился, низошел до ничтожных размеров человеческой природы и стал одолевать великанов-демонов уже не силою удара, не крепостью мышц, не громовыми звуками голоса, а изворотливостью хитрого ума. Отсюда возник целый ряд насмешливых рассказов, в которых черт играет весьма жалкую роль недогадливого простака – подобно тому, как та же роль выпала и на долю великанов. Вообще следует заметить, что в большей части народных сказок, где выводится на сцену нечистый дух, преобладает шутливо-сатирический склад. Черт в сказках не столько страшный губитель христианских душ, сколько жертва людских обманов: то больно достается ему от злой жены, то бьет его солдат прикладом и железными прутьями, то попадает он под кузнечные молоты, то обмеривает его мужик при уплате занятых денег. Это, очевидно, не тот тип, какой выработан в христианской догматике; напротив, все сказочные подробности убеждают нас, что под именем черта здесь скрывается демон древнейшей, языческой эпохи. Точно таким же простаком в одной из русских сказок представлен змей, обманутый слабосильным, но хитрым цыганом. Змей похваляется проглотить цыгана. «Врешь, подавишься!» – отвечает тот. – «Что ж, разве ты сильнее меня?» – «Еще бы! чай, сам знаешь, что у меня сила больше твоей». – «А ну давай попробуем: кто кого сильнее?» – «Давай!» Змей достал жернов: «смотри – я этот камень одной рукой раздавлю». Взял камень в горсть и стиснул так крепко, что он в мелкий песок рассыпался: искры так и запрыгали! «Экое диво! – говорит цыган, – а ты сожми камень, чтоб из него вода потекла. Гляди, как я сожму!» Схватил узелок творогу, сдавил – и потекла сыворотка. «Правда, рука твоя сильнее моей, – говорит змей, – а вот попробуем: кто из нас крепче свистнет?» Свистнул змей – со всех деревьев листья осыпались. «Хорошо свистишь, да не лучше моего, – сказал цыган. – Завяжи-ка наперед свои глаза, а то как свистну – они у тебя изо лба повыскочат!» Змей завязал глаза платком; цыган поднял дубину да как свистнет его по башке – змей во все горло закричал: «полно, полно! не свисти больше, и с одного разу чуть глаза не вылезли». Эта хитрость, основанная на игре двояким значением слова свистнуть (произвести звук и ударить), встречается, как мы видели, и в состязании Балды с чертом. После того змей побратался с цыганом и посылает его: «принеси быка на обед»; цыган пошел в степь, видит – пасется большое стадо волов, давай их ловить да друг к дружке за хвосты связывать. Змей ждал-ждал, не выдержал и побежал сам: «что так долго?» – «А вот постой: навяжу штук пятьдесят да за один раз и поволоку всех домой». «Экой ты! будет и одного», – сказал змей, ухватил самого жирного быка за хвост, сдернул с него шкуру, мясо взвалил на плечи и потащил варить, а цыгану наказал принести полную шкуру воды. Цыган пришел к колодезю и стал его кругом окапывать. Змей опять не выдержал, прибежал и спрашивает: «что ты делаешь?» – «Хочу колодезь кругом окопать да весь и притащить в избу, чтоб не нужно было ходить по воду». – «Много, брат, затеваешь!» Опустил змей в колодезь шкуру, набрал воды и понес домой. «А ты, – говорит цыгану, – ступай пока в лес, выбери сухой дуб и волоки: пора огонь разводить!» Цыган пошел в лес, свил длинную веревку и принялся дубы опутывать. Змей снова бежит: «что мешкаешь?» – «Да вот хочу дубов двадцать зацепить веревкою и тащить все за один раз, чтоб надолго хватило». «Экой ты! все по-своему делаешь», – сказал змей, вырвал с корнем самый толстый дуб и поволок домой. Цыган притворился, что крепко сердит, надул губы и сидит молча. Змей зовет его обедать, а он с сердцем отвечает: «не хочу!» Вот змей сожрал целого быка, выпил воловью шкуру воды и стал цыгана допрашивать: «скажи, брат, за что сердишься?» – «А за то: что я ни сделаю – все не так, все не по-твоему!» – «Ну, не сердись, помиримся!» Помирились, и собрался змей ехать к цыгану в гости. Как стали они подъезжать к табору, увидали цыганята своего отца, бегут к нему навстречу голые да во все горло кричат: «батько приехал! змея привез!» Змей испугался, спрашивает цыгана: «это кто?» – «А то мои дети! чай, голодны теперь; смотри, как за тебя примутся!» Змей из повозки да поскорее бежать – так и скрылся! Сказка эта известна у разных народов[472]: у померанских кашубов и венгров место змея заступает великан столь громадных размеров, что сказочный герой свободно помещается в пальце его рукавицы. Из сравнения приведенных нами преданий ясно, что черт, с которым состязается Балда, есть не более как замена мифического змея или великана; а цыган, обманывающий змея, – такой же громовник, как Балда или Тор, ночующий в перчатке Скримира, на что указывает и вся обстановка сказки: ловля (облачных) быков, рытье (дождевого) источника, возжжение Перунова дерева (грозовым) пламенем. Старинный миф приписывал громовнику выжимание молока-дождя из камня-тучи; сказка, вместо этого, заставляет своего героя выжимать творожную сыворотку. Отсюда понятен и тот страх, какой обнаруживает чудовищный змей при виде малых цыганят, т. е. собственно при появлении карликов = черных эльфов. Любопытные подробности содержит в себе немецкий вариант сказки, напечатанный в сборнике Гальтриха: «Der listige Schulmeister und der Teufel». Встретившись однажды со школьным учителем, черт хотел было его сцапать. Учитель держал в руках кусок сыра; не думая долго, он сдавил сыр и воскликнул: «смотри, я так тебя стисну, что сок потечет – вот как из этого камня!» Затем они начинают состязаться в силе. После разных испытаний черт предлагает школьному учителю биться на палках. Тот согласился, дал черту длинную железную палку, себе взял короткую, подошел к нему близко – почти к самому рылу и ну угощать его бесчисленными ударами; а черт со своею длинною палкою ничего не мог сделать на таком близком расстоянии. «Го-го! – закричал он, – поменяемся палками». – «Охотно, – отвечал учитель; – но мне кажется – ты порядком утомился, и потому я сделаю тебе еще большую уступку: полезай-ка в свиной хлев! это сколько-нибудь защитит тебя от моих ударов». Черт взял короткую пажу и залез в свиной хлев. Учитель сунул свой длинный шест в дыру и проткнул нечистого как раз промеж ребр; а черт вовсе не мог достать своего противника. «Довольно! – закричал он, видя, что из него кровь так и прьпцет, – давай теперь царапаться». – «Изволь! только погоди, я принесу свои когти», – сказал учитель и принес два гребня, которыми расчесывают пеньку; с помощию этих гребней он так взборонил нечистого, что тот запросил пощады. Наконец черт предложил последнее испытание: «Lasse uns denn zur guten Letzt noch in die Wette farzen!» Da liess der Teufel einen so fürchterlichen los, dass der Schulmeister bis an die Zimmerecke hinaufflog. «Was machst du da oben?» – sprach der Teufel. – Ich verstopfe die Ritzen und Löcher, damit du, wenn ich jetzt einen Pumps lasse, nicht hinaus kannst und an der Decke zerschmetterst!» Черт до того испугался, что волоса у него стали дыбом, и, не дожидаясь опыта, – убежал. В раскатах грома и свисте бури древний человек узнавал те нестройные звуки, какие демон-туча или сам громовник испускает задним проходом из своего пресыщенного брюха. Эта метафора, по теперешним понятиям – и неграциозная, и не совсем опрятная, нисколько не оскорбляла чувства нравственного приличия наших отдаленных предков; ко всем явлениям природы они относились с наивною откровенностью ребенка и не церемонились в своих сближениях, на какие наводили их родной язык и неудержимое стремление повсюду отыскивать аналогические черты. Санскр. bhastra – раздувательный мех (от звукоподражательного корня bhas, bhus, bhis – дуть, сопеть, пыхтеть) стоит в связи с рус. бздети, литов, бездети и бездас (безас) – holunder, bauchwind; у нас доселе употребительно общепонятное выражение: испускать ветры. Сказочный богатырь Мороз-Трескун является иногда под именем Мороза-Пердуна: «в один угол перднул, в другой бзднул – уж везде иней и сосульки висят». О мифических (облачных) конях русский народный эпос говорит, что они выкидывают задом горячие головешки, т. е. молнии; а в Германии сохранилось поверье, что для защиты себя от ведьм, драконов и вообще нечистых духов, которых только и может напугать один гром небесный, достаточно показать обнаженную задницу. В некоторых вариантах сказки, героем которой выставлен мальчик-с-пальчик, так рассказывается о его рождении: жили-были старик со старухою, дожили до преклонных лет, а детей у них не было, и вот задумали они добыть себе сына: взяли кувшин и давай в него «пускать ветры»; только это сделали, как выскочил из кувшина крохотный мальчик, и назвали его старик со старухою сынок-бздунок. Черт, так неудачно состязавшийся со школьным учителем, должен был принести ему целый мешок золота. Когда нечистый стал приближаться к школе, дети, наученные своим хитрым наставником, высунулись из окон и закричали: «и я хочу чертова мяса! и я хочу чертова мяса!» Испуганный черт бросил мешок с золотом и убежал в пекло – эпизод, тождественный с вышеописанною встречею змея цыганятами: змей или демон-туча, гонимый малютками-молниями, исчезает, и просветленное солнце рассыпает свои золотые лучи на весь мир.