Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

Розвивайся, сухiй дубе!
Бо на тебе мороз буде.
– Я морозу не боюся,
Прiйде весна – розовьюся!

Обряд состоит в призывании весны, животворная сила которой приносит дождевые тучи и рядит леса в зелень и цветы. Дуб здесь символ Перунова дерева-тучи: зима, похищающая дожди, иссушает его благодатные соки, и оно так же цепенеет от стужи, как и земные деревья в период зимних месяцев; с весною оно оживает и начинает цвести молниями (Перуновым цветом). Колесо указывает на ту втулку, в которой бог-громовник вращает свою палицу, чтобы возжечь живое пламя грозы[241]. Под влиянием указанных нами мифических представлений дуб, а равно и всякое другое дерево, в которое ударила молния, получили во мнении простолюдинов те же целебные, живительные свойства, какие приписываются весеннему дождю и громовой стрелке. Чтобы иметь лошадей добрых («в теле»), советуют класть в конюшне кусок дерева, разбитого громом. Если при первом весеннем громе подпереть спиною дерево (или деревянную стену), то спина болеть не будет. В Тульской губ. поселяне стараются отыскивать в лесных засеках старые дубы, при которых вытекали бы ключи; сдирают с их веток кору, вымачивают ее в роднике и потом носят в ладонках – в предохранение от зубной боли. Золотые, ничем не сокрушимые зубы бога-громовника заставили приписать ему и всем его атрибутам спасительную силу унимать зубную боль. Поэтому народная медицина предлагала кусать больным зубом дуб или камень (= символ молниеносного молота). Теперь это суеверное средство большею частию встречается в обстановке, подновленной христианством: вместо священных Перуновых камней кусают камни церковной паперти, а целебных от зубной боли деревьев ищут за монастырскими стенами. Подмосковный люд признает за такие деревья – те, что растут на дворе Хутынской обители; возле Палеостровского монастыря в пещере св. Корнилия виден пень от дерева, которое росло в расщелине и уничтожено зубами богомольцев (они грызли и продолжают грызть его от зубной боли); в Дмитриевском монастыре страждущие зубами грызут посох старца Пересвета, сподвижника Димитрия Донского, а в разных других местностях – уцелевшие деревянные гробницы св. угодников. В Германии детей, страдающих от перелома, носят к дубу, который, разделяясь снизу на две отрасли, вверху снова срастается в один ствол и чрез то образует скважину. Сквозь это отверстие протаскивают больного и верят, что как срослось раздвоившееся дерево – так срастется и переломленная кость ребенка. Больных овец заставляют пролезать сквозь расщепленный молодой дуб, а хворых детей – сквозь нарочно расколотое вишневое дерево, которое потом связывается, чтобы оно могло снова срастись[242]. У нас соблюдаются подобные же обряды. Так, в Пронском уезде еще в конце прошлого столетия существовал толстый старый дуб с проемною скважиною, пользовавшийся большим уважением в народе; сквозь его скважину протаскивали раза по три детей, больных грыжею, и вслед за тем обвязывали дерево поясом или кушаком. В Воронежской и Саратовской губ. доныне носят недужных детей в лес, нарочно раскалывают надвое молодой зеленой дубок, протаскивают между его расщепами три раза ребенка и затем связывают дерево ниткою. По словам Сахарова, детей, страдающих сухоткою, кладут на известный срок в раздвоенное дерево, потом трижды девять раз обходят с ними вокруг дерева и вешают на его ветвях детские сорочки. По возвращении домой купают их в воде, взятой из девяти рек или колодцев, и обсыпают золою из семи печей. От лихорадки и других болезней крестьяне купаются в реках, лесных родниках и колодцах, а после купанья вытираются чистою тряпицею и вешают ее на соседнее дерево или ракитов куст; вместо тряпицы вешают также рубашку или лоскут от своей одежды и оставляют их висеть до тех пор, пока совсем не истлеют. Смысл обряда следующий: смывая и стирая со своего тела недуг, больной как бы снимает его с себя и вместе с тряпицею и сброшенной рубашкою передает кусту или дереву, как земным представителям того небесного, райского древа, которое точит живую воду, исцеляющую все уроки и болести. Как истлевает оставленный лоскут или сорочка, так должна сгинуть и самая болезнь. Позднее, при утрате ясного понимания старинных представлений, обряд этот получил характер жертвенного приношения лесным и водяным духам.