Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа

Предание о мировом дереве славяне по преимуществу относят к дубу. В их памяти сохранилось сказание о дубах, которые существовали еще до сотворения мира. В колядке карпатских руссов поется, что еще в то время, когда не было ни земли, ни неба, а только одно синее море (= воздушный океан), среди этого моря стояло два дуба, а на дубах сидело два голубя: голуби спустились на дно моря, достали песку и камня, из которых и создались земля, небо и небесные светила. В одной из апокрифических повестей о создании вселенной упоминается о железном дубе, еже есть первопосажден, на котором держится вода (= воздушное море, небо), огонь (= пекло, ад) и земля, а корень его стоит на силе божией. По свидетельству заговоров, на море на окиане, на острове на Буяне стоит дуб мокрецкий, а под ним лежит змия Гарафена (Горыныч?): эпитет «мокрецкий» указывает на связь его с дождевыми ключами. Другой эпитет, придаваемый этому дереву, именует его святым. Любопытно следующее заклятие ратника, идущего на войну: «на святом окияне-море стоит… сырой дуб кре(я)ковистый, и рубит тот сырой дуб стар мастер (матёр?) муж своим булатным топором, и как с того сырого дуба щепа летит – такожде бы и от меня (имярек) валился на сыру землю борец-молодец по всякий день, по всякий час», т. е. как от ударов Перунова топора (= молнии) исчезают тучи, так да падут от моих ударов вражеские воины. (Народная русская сказка, известная и другим славянам, рассказывает про дуб, который вырос до самого неба; полез старик на то дерево, лез-лез и взобрался на небо, где сидел кочеток – золотой гребешок – птица, которая ни в огне не горит, ни в воде не тонет[237], и стояли чудесные жерновки – эмблема весенней грозы, дарующей земле плодородие, а людям их насущный хлеб. По указанию хорутанской приповедки, вилы = облачные девы, родственные норнам, обитают в дупле и питаются сахарными яствами, т. е. сладкою амриток); а польская сказка упоминает о дубе с золотыми листьями и желудями. Соединяя вместе эти разрозненные черты, сохранившиеся в различных памятниках, мы убеждаемся в совершенном соответствии нашего стародуба с скандинавской ясенью: на нем держатся три великие мира – небо, земля и ад, на ветвях его гнездятся молниеносные птицы, а у корня лежит страшная змея, наконец при этом дереве текут живые источники и обитают вещие девы. В Калужской губ. у Мещовска стоят два сухих дуба, под которыми, по местным рассказам, собираются ведьмы на свои шумные игрища. В Германии думают, что ведьмы, собирая дубовые листья в сорочку и вешая этот узел на дерево, могут вызвать ветры, рассеять тучи и восстановить ясную погоду; с целию же произвести грозу – они кипятят дубовые листья в горячей воде. По русскому поверью, ведьмы втыкают нож в дерево и тем самым заставляют течь из него молоко, т. е. вонзая острие молнии в дерево-тучу, ведьмы проливают небесное молоко дождя. Народный сказочный эпос знает дуб, под которым бывают сборища духов; с его ветвей падает целебная роса – подробность, напоминающая Иггдразилль; прилетала райская птица, садилась на дуб и поведала: кто умоется этой росою, тот получит здравие, кровавые раны его залечатся и слепые очи прозреют. Вместо райской птицы в хорутанской сказке указывают на целебную росу вилы, а в чешской – ведьмы[238]. Не одни славяне – и другие народы соединяют с дубом мифические представления о дереве-туче. Мудрый Вейнемейнен, повествует Калевала, посадил желудь; дуб принялся и начал расти не по дням, а по часам; он вытянулся так высоко и раскинул свои ветви на такие необъятные пространства, что ни одному облачку не стало прохода, ни лучам солнца и луны доступа к земле. Вейнемейнен стал обдумывать, как бы срубить гигантское дерево, но нигде не обреталось такого силача, чтобы мог взяться за это трудное дело. Тогда Вейнемейнен взмолился своей матери, чтобы она послала к нему на помощь силы могучей воды – и вот вышел из моря крохотный человечек (мальчик-с-пальчик), с ног до головы закованный в тяжелую медь, с маленьким топориком в руках; он срубил дерево, солнце осветило землю, и все ожило на ней, зацвело и задвигалось[239], т. е. грозовый карлик, обитающий в дождевом море, разбил тучу топором-молнией, освободил солнце из-за темных облачных покровов и напоил землю животворною влагою дождя. Под влиянием метафоры, уподобившей сияние солнца блеску благородных металлов, возникло сказание, что за деревом-тучею, помрачающим дневное небо, скрываются несметные сокровища; так, в русской сказке упоминается дуб, который если выворотить с корнем – то под ним найдешь богатые клады серебра и золота. Приведенному эпизоду финской поэмы соответствует норвежская сказка: прямо перед окнами королевского замка вырос дуб, да такой громадный, что не пропускал в комнаты ни единого солнечного луча; сколько ни старались срубить его – все было напрасно: с каждым ударом, наносимым дубу, он становился и толще, и крепче; наконец был найден топор-саморуб (орудие Тора), который и повалил гигантское дерево. Замечательно, что это предание о дубе сказка соединяет с другим о твердой скале, в которой надо было вырыть колодезь, чтобы напоить все царство, жаждущее от недостатка воды: эта трудная задача исполняется каменною киркою-саморойкою (другое представление молнии, роющей облачные горы и скалы).