Поэтика пространства

Все станет ясным, если перед тем как войти в пространство, где мы даем волю воображению, нам придется переступить некий порог абсурдности. Давайте последуем за героем сказки Шарля Нодье «Бобовое сокровище», который садится в карету феи. Причем в эту карету величиной с горошину молодой человек садится с шестью «мерками» бобов за спиной. В подсчете количества здесь содержится такое же противоречие, как и в измерении пространства. Шесть тысяч бобов помещаются в одной горошине. А когда толстяк Мишель войдет в жилище Феи хлебных крошек, спрятанное в густой траве, он, к своему изумлению, не ощутит неудобства. Он «пристроен». Ему хорошо в этом тесном пространстве: он проводит эксперимент по топофилии. Оказавшись внутри миниатюры, он обнаружит там просторные покои. Он увидит изнутри внутреннюю красоту. Здесь происходит инверсия перспективы, инверсия мимолетная либо длительная, в зависимости от таланта рассказчика и фантазии читателя. Иногда слишком заботясь о том, чтобы рассказывать «приятно», слишком развеселившись для того, чтобы дать полную волю воображению, Нодье расставляет в своем повествовании плохо скрытые рационалистичные подпорки. Чтобы психологически объяснить, как герой входит в миниатюрное жилище, он напоминает о детских игрушечных домиках из картона: то есть «миниатюры», созданные воображением, должны отсылать нас к воспоминаниям детства, к возне с игрушками, к реальности игрушки.

Но воображение способно на большее. На самом деле воображение, творящее миниатюру, – это естественное воображение человека. Оно проявляется в любом возрасте в мечтах прирожденных мечтателей. Точнее говоря, если забыть о смешной стороне этого явления, мы увидим его подлинные психологические корни. Так, например, попробуем совершенно серьезно прочесть текст Германа Гессе, опубликованный в журнале «Фонтен» (№ 57). Некий узник нарисовал на стене своей темницы пейзаж, на котором маленький поезд въезжает в туннель. Когда тюремщики приходят за ним, он вежливо просит их «дать мне минутку, чтобы я мог зайти в поезд на этой картине и устранить в нем небольшую неисправность. Они, как обычно, расхохотались, поскольку принимали меня за слабоумного. Я сделался совсем маленьким. Затем вошел на мою картину и сел в поезд, который пришел в движение и вскоре исчез в темноте маленького туннеля. Секунду-другую еще можно было увидеть клочья дыма, выходящие из круглого отверстия. Потом дым рассеялся, а с ним и картина, а с ней и я сам…» Сколько раз поэт-художник в своей темнице пробивал стены и прокладывал туннель! Сколько раз, рисуя свою мечту, он ускользал сквозь трещину в стене! Чтобы бежать из тюрьмы, все средства хороши. При необходимости вы сможете обрести свободу с помощью одного лишь абсурда.

Итак, если мы проявим доверие к поэту миниатюры и согласимся следовать за ним, если мы сядем в поезд живописца-заключенного, геометрическое противоречие будет преодолено, а Воображение одержит победу над Представлением. Представление превратится в простой запас выражений, которые служат нам для передачи наших собственных образов другим людям. В русле философии, которая соглашается считать воображение основным свойством человека, мы можем сказать на манер Шопенгауэра: «Мир – это мое воображение». Моя власть над миром тем прочнее, чем лучше мне удается миниатюризировать его. Однако при этом следует учитывать, что в миниатюре все свойства предстают в концентрированном и обогащенном виде. Чтобы распознать динамические ценности миниатюры, одной только платоновской диалектики большого и малого будет недостаточно. Дабы понять, сколько большого может содержать в себе малое, надо вырваться за пределы логики.

С помощью нескольких примеров мы покажем, как литературная миниатюра – то есть совокупность литературных образов, комментирующих инверсии в изображении размеров, – активирует глубоко скрытые ценности.

II

Сначала мы процитируем текст Сирано де Бержерака, приведенный в замечательной статье Пьер-Максима Шюля. В этой статье, озаглавленной «Тема Гулливера и постулат Лапласа», автору приходится подчеркивать интеллектуальный характер забавных образов Сирано де Бержерака, чтобы приблизить эти образы к идеям астронома и математика[132].

Вот что пишет Сирано: «Это яблоко – отдельная маленькая вселенная; его зернышко, более теплое, чем остальные части яблока, распространяет вокруг себя охранительное тепло своей сферы; и этот зародыш, в этом своем действии, есть маленькое солнце этого маленького мира, которое согревает и питает растительную субстанцию этой маленькой массы».