Читаем Поэтика за чайным столом и другие разборы полностью

У Пушкина есть два подобных опыта, насыщенные именами собственными как предков (самого поэта или вымышленного героя — Езерского), так и соответствующих исторических фигур, и топонимов. Начнем с «Моей родословной»:

Мой

предок Рача

мышцей бранной              <…>


Святому

Невскому

служил;                         С

Петром мой пращур

не поладил


Его потомство

гнев венчанный,                  [= Федор Пушкин]


Иван IV

пощадил.                                        И был за то повешен им


Водились

Пушкины с царями

;                     <…>


Из них был славен

не один

,

Мой дед

, когда мятеж поднялся


Когда тягался с поляками                            [= Лев Александрович Пушкин]


Нижегородский мещанин

                          Средь

петергофского

двора,


[= Козьма Минин]


<…>                                                             Как

Миних

, верен оставался


Когда

Романовых

на царство                       Паденью

третьего Петра


Звал в грамоте своей народ,                        <…>


Мы

к оной руку приложили,

Я грамотей и стихотворец

,


Нас жаловал

страдальца сын                     Я

Пушкин просто,

не

Мусин.


[= Михаил Романов]



Пушкин перечисляет, — но почти не называет по именам, а описывает с помощью перифраз, намеков и обобщенных упоминаний (его потомство, Пушкины, мы, нас, мой пращур, мой дед) 8 предков по отцовской линии, в контексте 11 аналогичным образом прямо или косвенно упоминаемых царей и других видных исторических фигур, а также соответствующих топонимов. Список венчается отсылкой к собственной литературной фигуре.

В «Езерском» (II–IV) в общем те же принципы построения применены к вымышленному герою и его вымышленным предкам, действующим, однако, на реальном историческом и географическом фоне.

Одульф

, его начальник рода,                     А там раздавлен, как комар,


Вельми бе грозен воевода,                         Задами тяжкими татар;


Гласит

Софийский хронограф

,                  За то со славой, хоть с уроном,


При Ольге

сын его

Варлаф

                        Другой

Езерский, Елизар

,


Приял крещенье в

Цареграде

                     Упился кровию татар


С рукою греческой княжны

;                      Между

Непрядвою

и

Доном

,


От них два сына рождены:                          Ударя с тыла в кучу их


Якуб и Дорофей

. В засаде                         <…>


Убит Якуб; а Дорофей


Родил

двенадцать сыновей

.

Блестят Езерских имена

.


                                                                 Они и в войске, и в совете,


Ондрей

, по прозвищу Езерский,                 На воеводстве и в ответе


Родил

Ивана

да

Илью

.                              Служили

князям и царям

.


Он в

лавре

схимился

Печерской

.              Из них

Езерский Варлаам


Отсель фамилию свою                               Гордыней славился боярской


Ведут

Езерские

. При

Калке

                      <…>


Один из них

был схвачен в свалке,           И умер,

Сицких

пересев.



Здесь упомянуты 12 (групп) предков, из которых безымянными остаются лишь греческая княжна — жена одного, двенадцать сыновей другого и герой самой колоритной характеристики — спектакулярно раздавленный при Калке. Фон к ним образуют 8 имен собственных: топонимы, княжеские и боярские имена и название авторитетной летописи. Пушкин явно наслаждается словесной орнаментальностью этого каталога.


2

Стилистическое напряжение, возникающее между прямым называнием одних персонажей, перифрастическими отсылками к другим и полной безымянностью, а то и типовой обобщенностью и даже вымышленностью прочих, составляет характерную черту подобного дискурса. Интересное новое решение эта коллизия получает в стихотворении Кузмина «Мои предки», которое приведу целиком[722].

Моряки

старинных фамилий,


влюбленные в далекие горизонты,


пьющие вино в темных портах,


обнимая веселых

иностранок;


франты

тридцатых годов,


подражающие д’Орсе и Брюммелю,


внося в позу

денди


всю наивность молодой расы;


важные, со звездами,

генералы,


бывшие милыми

повесами

когда-то,


сохраняющие веселые рассказы за ромом,


всегда одни и те же;


милые

актеры

без большого таланта,


принесшие школу чужой земли,


играющие в

России «Магомета»


и умирающие с невинным

вольтерьянством;


вы —

барышни

в бандо,


с чувством играющие вальсы

Маркалью,


вышивающие бисером кошельки


для

женихов

в далеких походах,


говеющие в домовых церквах


и гадающие на картах;


экономные, умные

помещицы,


хвастающие своими запасами,


умеющие простить и оборвать


и близко подойти к человеку,


насмешливые и набожные,


встающие раньше зари зимою;


и прелестно-глупые

цветы театральных училищ,


преданные с детства искусству танцев,


нежно развратные,


чисто порочные,


разоряющие

мужа

на платья


и видающие своих

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука