172
Указание на Крылова как объект пародирования есть в «Биографических сведениях о Козьме Пруткове»:
Он тотчас же возревновал славе И. А. Крылова, тем более, что И. А. Крылов тоже состоял в государственной службе и тоже был кавалером ордена св. Станислава 1-й степени. В таком настроении он написал три басни: «Незабудки и запятки», «Кондуктор и тарантул» и «Цапля и беговые дрожки».
Под сурдинку «Ворона и лисица» проходит и в примечании к пьесе «Черепослов, сиречь Френолог», косвенно — через французскую песенку — отсылающем к прототипу крыловской басни — «Le Corbeau et le Renard» Лафонтена:
Читатель, я пробовал петь эти куплеты на голос: «Un jour maitre corbeau»; — выходит отлично. Испытай. Примечание Козьмы Пруткова.
Кстати, лафонтеновский текст начинается:
173
Количественное разрастание текста сопровождается синтаксическим усложнением — появляются: обращение
174
Это общий принцип искусства — воплощение абстрактного в конкретном, наиболее наглядным проявлением чего является басня; недаром именно на ней основал свою теорию словесности А. А. Потебня (повлиявший на А. Белого и его учение о символе).
175
«Забывание» о
176
В каламбурном противоречии, к тому же, с буквальным смыслом слова
177
Ср., кстати, школьную вариацию на Крылова:
Негативные обонятельные коннотации
178
Каламбурно осмысляют иногда
179
Последней рифмы, но не последнего слова: заключительная строчка
180
Употребленная оба раза винительная (= именительная) форма этих двух лексем — единственная, благодаря нулевому окончанию, общая у них; остальные различаются местом ударения.
181
Ее любителем был А. К. Толстой, самый знаменитый из авторов Козьмы Пруткова (но не «Незабудок», написанных Александром Жемчужниковым):
Погодите вы, злодеи! Всех повешу за [муде] я!
(«Бунт в Ватикане»; Толстой 2004: 267).
Таирова поймали! Отечество, ликуй! Конец твоей печали — Ему отрежут нос!.. С осанкой благородной, Бродя средь наших стен, Таиров <…> Показывал нам [хрен? член?] <…> И вот велит он тайно Подсматривать везде, Не узрят ли случайно Хоть чьи-либо [муде] <…> «Скажите, вы ль тот дерзкий, — Все вместе вопиют, — Который дамам мерзкий Показывает [уд]?» <…> «Его без телескопа не узрят никогда, Затем, что он не [жопа], Прощайте, господа».
(«Ода на поимку Таирова»; Там же: 298–302).
У Толстого часты и другие непристойные мотивы: целый сюжет с обнажением задницы («Сон Попова»), еще один вокруг кастрации (с упоминанием