Поэтому птица в неволе поет

Бейли схватил бугристую наволочку и протолкался мимо меня на лестницу. Хлопнула входная дверь, и над домом воцарился звук проигрывателя: и Нат Кинг Коул предупреждал весь мир, что нужно «выровняться и лететь как надо». Как будто так можно – как будто у людей есть выбор.

Наутро глаза у мамы были красные, лицо припухло, но она улыбнулась своей «чего в жизни не бывает» улыбкой и, рассыпая крепкие маленькие луны, готовила завтрак, говорила о делах, озаряла своим светом угол, в котором находилась. Отсутствие Бейли не упоминалось – как будто все как надо, все как всегда.

Дом захламили невысказанные мысли, мне понадобилось пойти к себе в комнату отдышаться. Мне казалось, я знаю, куда брат направился накануне, я порешила, что отыщу его, предложу свою поддержку. Днем я подошла к дому с эркером, на котором висела горделивая надпись: «Номера» – оранжевые и зеленые буквы просвечивали сквозь стекло. Женщина неопределенного возраста больше тридцати ответила на мой звонок и сообщила, что Бейли Джонсон на самом верху.

Глаза у него были такие же красные, как утром у мамы, но лицо, сжатое накануне в кулак, слегка распустилось. Меня едва ли не официально пригласили в комнату, где стояли чистая постель, накрытая ворсистым покрывалом, кресло, газовый камин, стол.

Бейли заговорил, как будто стараясь скрыть необычность ситуации, в которой мы оказались.

– Славная комната, да? Знаешь, в наше время комнату найти не так-то просто. Война, все такое… Бетти здесь живет (та самая белая проститутка), нашла и мне местечко… Знаешь, Майя, так оно лучше… В смысле, я мужчина, должен жить самостоятельно…

Меня страшно разозлило, что он не ругается, не проклинает судьбу или маму – пусть даже и притворно.

– Ну, – решила начать я, – если бы мама была настоящей матерью, она бы никогда…

Он остановил меня, вскинув черную ладошку – как будто я собиралась ему погадать.

– Не надо, Майя, она была права. В жизни каждого мужчины бывают такие моменты…

– Бейли, тебе шестнадцать лет.

– Хронологически – да, но мне уже сто лет как не шестнадцать. В общем, бывают моменты, когда нужно вылезти из-под женской юбки и взглянуть жизни в лицо… Вот я и сказал Любимой Мамочке, что дожил до…

– Когда это ты говорил с мамой?

– Утром, и я сказал Любимой Мамочке…

– Ты ей звонил?

– Да. И она сюда приходила. Мы очень плодотворно поговорили. – Слова он выбирал с дотошностью учителя воскресной школы. – Она прекрасно все понимает. В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он должен покинуть безопасную гавань и пуститься в странствие по морю надежд… В общем, она сейчас договаривается со знакомым из Окленда, чтобы меня взяли на работу в «Сазерн Пасифик». Майя, это только начало. Буду официантом в ресторане, потом стюардом, а когда освою эту профессию досконально, двинусь дальше… Будущее выглядит очень заманчиво. Чернокожие пока совсем не осознают, какие им открываются возможности. Так что мне и карты в руки!

В комнате пахло жареным, дезинфекцией, старостью – но лицо его светилось верой в свежесть его собственных слов, и у меня не было ни сил, ни желания тащить его обратно в зловонную реальность нашей жизни и эпохи.

В соседней комнате шлюхи ложились первыми и вставали последними. Внизу круглыми сутками резались в карты, бузили и буянили. Солдаты и матросы, отправлявшиеся на войну, навстречу горькой судьбе, били окна и взламывали замки по всем соседним кварталам в надежде оставить свой след хотя бы на постройке или в памяти пострадавшего. Последний шанс войти в вечность. Бейли сидел, закутанный в свое решение, молодость служила ему обезболивающим. Даже если бы мне и было что предложить, я не смогла бы пробиться под эту нелепую броню. А что самое печальное, предложить мне было нечего.

– Я – твоя сестра; если я могу что-то сделать, я сделаю.

– Майя, за меня не переживай. Только этого я от тебя и хочу. Не переживай. Все у меня будет тип-топ.

Я вышла из комнаты потому – и только потому, – что все было сказано. Непроизнесенные слова толкались плечами о мысли, сформулировать которые нам не хватало искусности, и заполнили комнату так, что в ней стало неловко.

34

После этого моя комната представилась мне веселой, как узилище, и симпатичной, как могила. Оставаться там казалось немыслимо, но и уйти было невмочь. Побег из дома после мексиканской истории казался мелочным, после жизни на свалке – скучным. При этом мысли о необходимости перемен перли бульдозером прямо к центру моего мозга.

Сообразила. Ответ пришел со внезапностью лобового столкновения. Пойду работать. Уговорить маму будет несложно – ведь в школе я на класс старше, чем положено по возрасту, а еще мама очень ценит самостоятельность. Она даже обрадуется, что я такая практичная, так похожа на нее характером. (Про себя она любила говорить: «Девушка сама построила себе жизнь».)