Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 2

Мальчишкой удивлял я мать немало:
—  Откуда, мама, ты меня взяла?
Однажды мать с улыбкой мне сказала:
—  Тебя, сынок, березка родила!
Мне с давних пор и видится и снится
зеленый май,
невытоптанный край,
где льется, брызжет в травы медуница
и в мареве звенит грачиный грай.
И там мои березки дорогие
встречают снова молодость-весну,
они стоят, как девушки нагие,
показывая солнцу белизну.
Не выдумка тревожит и не шалость,
есть в городе деревья, но не те...
Наверно, просто сердце стосковалось
по первородной дикой красоте.
Наверно, сердце все-таки не камень,
я вижу вновь кувшинки, синий пруд.
Меня царевны белыми руками,
меня березки трепетно зовут.
Я этот зов
в огромном звучном мире
несу через тревоги и дела...
Я рослым парнем вышел из Сибири,
меня в лесу березка родила.

1947

МАГНИТОГОРСК

Каждый второй танк и третий снаряд делались в годы Великой Отечественной войны из магнитогорского металла

Вновь мы книгу времени откроем,
путь к простейшим истинам непрост...
Да, в указах городом-героем
не назвали наш Магнитогорск.

Под дождями сгнил барак дощатый

и погасли буйные костры.
Но Россия помнит год тридцатый
и набатный гул Магнит-горы.

Разве сердце может не запомнить

взрывы телеграфной тишины?
Был чугун, рожденный первой домной,
первым
         мирным
                   подвигом страны.

Шли мы, как в атаки, через время,

принимая гордо свой удел.
И металл вливался в жадный лемех,
в тракторах натруженно гудел.

И паучья свастика дрожала,

под огнем умерив мотопрыть.
Нет, не Рур —
                   Магнитка вновь решала
быть России... Быть или не быть!

Мы, надев отцов погибших робы

и к мартенам встав в пятнадцать лет,
сокрушили полчища Европы
и железный крупповский хребет.

Время, время, дай нам полномочия,

и за все, чем жили и живем,
мы по праву город наш рабочий
городом-героем назовем!

1961

КОГДА ИДЕТ ДЕВЯТЫЙ ВАЛ

В. Сорокину

Разочарованные вишни
на берегу роняют цвет,
а мы, ликуя, в море вышли,
и парус врезался в рассвет.
Стихия буйствует безлико,
и рифы прыгают к рулю,
и реют чайки белым криком,
пророча гибель кораблю.
Но мы о милости не молим,
нам по колено океан.
Бунтуй,
ярись в крамоле, море,
на горизонте — караван.
Там в трюмах
пряности и золото,
скрипит уверенно штурвал.
Но тонут старые дредноуты,
когда идет девятый вал.
И проявляет буря норов,
глотая бочки с серебром.
А в наших трюмах — легкий порох,
в крылатых чашах — крепкий ром.
Качает палубу, качает...
А мы смеемся и поем.
И море нас не замечает,
и мы его не признаем!

1963

ДАРЬЯ