Поезд. Бремя танцора

– Кстати, я тут порылся в прессе, нашел любопытную статейку почти годовой давности. А заметка об Оксане Стаценко. Она писала с Глебом совместно либретто ко многим спектаклям. У меня такое ощущение, что она и Лёне подбрасывала идеи. Во всяком случае, Лёня и Глеб иногда мыслили одинаково. Вот сравни спектакли «Упырь» и «Жених». Впрочем, это народный сюжет. Отвлекся, – Рафик говорил короткими, чёткими фразами, словно рубил поленья для печки, – Стаценко убили несколько месяцев спустя, после смерти Глеба Сурковского. Сплошные смерти. Сериал. Корсуков закрыл дело об убийстве. Но он так не думает. Отважный малый. Он помог мне раздобыть сведения об этой Стаценко. Сделали запрос в психиатрическую клинику. И ты знаешь, буквально следом за мной пришел какой-то товарищ и он тоже интересовался этой Стаценко. Девочки сообщили потом. Знаешь, конфетки-цветочки. Так что непонятно, с кем мы тут играем. Товарищ не просто посмотрел истории болезни. Девочек я не стал мучить на тему, на каком основании приходят дяди и читают то, что является врачебной тайной. После прихода этого кадра исчезли её дневники. Был у них там метод такой – вести дневники. Кстати, диагноз – «вялотекущая шизофрения». Но тут я камрада опередил и все откопировал. Вот так-то, Коля, Коля… Колаксай… Не один ли корень?

– Да, один. Означает солнце, – Коля повернулся в кресле на бок и внимательно посмотрел на Рафика.

– Да, Лёня был очень солнечным человеком. Копии этих дневников у меня с собой. Довольно занимательно. Лёня ведь никуда не лез…

– Очевидно, ты его плохо знал, Рафик. Он с нами постоянно говорил о политике.

– О политике? На репетициях – о политике…

– Посмотри на Колаксая. Казалось бы, безобидный малый. Царь-солнце. У славян это Даждьбог, Хорс, в общем, у него много имён. У Таргитая было три сына (тебе это ничего не напоминает?), но только младшему достались золотые дары с неба. Потому что золото каждый раз разгоралось, и братья не могли его взять, как ни старались. Таргитай решил, что так тому и быть, и завещал ему власть, богатство, а также быть воином, охранителем скифской земли, вообще, всего народа, то есть сколотов. Это ещё у Геродота описано. Тут нашего Лео понесло неизвестно куда. Его Колаксай дороже золота ценит свободу, любовь, и он готов отдать все богатства мира за то, чтобы у него были крылья этой самой свободы. Он влюбляется в Марину, степную девушку, неизвестно, могли ли раньше девушки свободно передвигаться наравне с мужчинами. Колаксай хочет любить и буквально светится от собственного счастья. В спектакле часто с неба проливается золотой дождь, если ты заметил. Вокруг него все радостное, сверкающее, и любовь только усиливает это ощущение счастья. Но на самом деле Марина – это Морена. Лео взял и своевольно смешал русские веды с геродотовским мифом. Опять же, потому что Колаксай – это и Хорс, и Даждьбог. Так вот, Морена – богиня смерти. Только она так красива, что в неё влюбляются сразу и навсегда. Колаксай не знает, что это смерть. Он любит, смеется, наслаждается счастьем. А Марина убегает с каким-то то ли кащеем, то ли инородцем. Колаксай бросается в погоню, отец Таргитай уговаривает его остаться, ведь нужно кому-то управлять государством, но Колаксаю жизнь без Марины-Морены не мила. Его не волнуют золотые реки, которые он оставляет, ему нужна любовь. Когда он настигает Марину на берегу какой-то реки, она обращает его в камень. Так что, довольно трагический спектакль. Правда, Таргитай его расколдовывает. И он благополучно влюбляется в какую-то прекрасную девушку-птицу, или Зарю-Зареницу, и улетает на небо. Но смерть – понимаешь, свобода – это смерть.

– Ты сейчас мне это все рассказываешь… И мне становится страшно – вероятнее всего он предвидел, что свобода – это смерть, но его солнечная душа этому сопротивлялась, потому он и выбрал женщину-птицу. Глеб, Оксана, Лёня… Почитай дневники, если что-то в них поймёшь, позвони. И береги себя. Кто много знает, часто плачет. И обязательно доделайте спектакль, возможно, это все то, что хотел нам сказать Лёня, и только вы сможете об этом сказать людям.

26.

Дневник Оксаны Стаценко.

«Я не помню, когда это началось. Кажется, после того, как Глеб перестал скрывать свою сексуальную ориентацию. Тогда было модным обсуждать это во всех журналах. Глеб всегда говорил, что это способствует рекламе.